Возьми за плечи боль мою
И обними мою тревогу.
Я вся твоя и вся стою
Перед тобой и перед Богом.

Мы расстаемся навсегда.
Сегодня ветрено, как в поле.
Но видит Бог, что никогда
Я не хотела этой доли —

Быть нежеланной, не твоей
И недостаточно любимой.
Ребенок наших двух кровей
Так и остался херувимом.

И только знает Бог один,
Зачем Он выбрал нас из многих
Припасть к источнику причин,
Но выйти в разные дороги.

Я и сейчас стою одна,
И ты не знаешь, что прощаюсь.
Но медлю, будто бы из сна
Тяжелого всё возвращаюсь.

И только б чудо нас спасло…
Но я устала от пророчеств.
На миг забудусь легким сном,
И ты обнять меня захочешь…

О, сколько ей осталось ждать еще?
Не старости боится… Только всё же
Весь облик ее будто поглощен
Мурашками ползущими по коже.

Глаза ее всегда увлажнены —
Печали все испиты ею были.
А губы зацелованно застыли,
Но как и прежде — не убеждены…

Ее инстинкты — птичьи: вить гнездо,
Летать даже бескрылой и побитой,
И в ужасе понять: «Опять не то»…
И пожалеть всей нежностью пролитой.

Ее детей, доверчивых зверьков,
Какой волшебник добрый приласкает?
Ей, сироте, ль не знать… Она-то знает,
Как выхолощен ласк любви альков.

Иль прелести ее нехороши?
Иль острая сердечность не по чину?
О, сколько ждать осталось ей, скажи.
Единственный, таинственный мужчина?

(Саре-Лее)

Какая тишина легла,
И я под нею
Рекла навзрыд, навзрыд текла
Рекой твоею.

Ты испугался волн моих
И рыбы в глуби.
Плыву одна за нас двоих
Туда … где любят.

Где океанствует любовь,
Не разбирая
Дорог. Такая тишь — у вдов
В предверьи рая.

Плыву туда в потоках слез,
Что стали слаще.
Туда, где ты всегда всерьез
И настоящий.

Где ум расчетов не в цене,
Прогнозы — мимо!
Пути распахнутости не-
исповедимы.

Где нет мольбы и нет борьбы
Завоеваний.
Мы не цари там, не рабы,
А — доверяне…

Какой тупицей надо быть,
Чтоб не услышать
В такой-то тишине: «Любить!
Любить!» … люби же…

Агапэ — (с греческого) высшая форма любви

В первобытной тишине
Нового жилого дома
Так чудно и близко мне
Жить и думать по-иному.

Дом без номера стоит.
Нету улице названья.
Я, жилец миров, забыт
Для земных переживаний.

Я свободен и далек
От соседей, телефонов,
Лифтов, мусорников, строк
Писем и от почтальонов.

Нету мебели и люстр,
Только книги и матрацы,
Да полотен сгустки чувств…
Кружка и ведро — плескаться.

Музыка, что вся внутри,
Плавно вытекает в танец.
Утром ждет глоток зари,
Вечером луны буханец.

С необжитою душой
Вольно всюду в легком теле.
Длинен день, как шар большой:
Как проснулись — полетели…

Я опять студент — в раю
Безыскусного паренья…
Чай горяч в моем краю,
Сладко времени варенье…

Больно очень быть дверью
Открываться по зову
А сексоты стучат
А пенки а приклады
А плевки
И двухстворчатость
То бишь распахнутость «с мясом»
Так тотальна
Всё это после Христа
Уже было и будет
О как сладко быть дверью
В проломах кривых зазеркальных
Тихой маленькой дверью
На стыках с прозором
Что видишь, входящий?

В обрывках волосатого греха
Уставшие за день лежат как трупы
Тела людские ночью… Ночь тиха
И тихо оживляет их сквозь губы,

Входя и выходя индигомглой,
Младенческие рты людей лелея…
Рассвет поставит их вверх головой,
Чтоб, вновь греша, сворачивая шеи,

Весь день гоняли по земле тоску
И к вечеру задолбанные, злые,
Беспомощные, слабые, больные
Валились под столешную доску…

Случайной пассажирке в метро
от случайного поклонника

Сегодня ты особенно красива…
Узка ладонь, и лебедь шеи юн…
А там, где твердь земли тебя носила,
Душисто брызнул лепестками вьюн.

Ты как волна вольна и лучезарна,
Щедра в наплывах ласки и огня…
Сегодня стала ты моей внезапно,
Пройдя любви открытьем сквозь меня…

Вернулась девственная легкость бытия,
Наивное души светодрожанье…
И сполохи доверья — это я,
И мною человеков обожанье.

Всё я! Неужто всё мне это, всё…
Открытой дурочке на сквозняках вселенной…
И новый взмах судьбы меня пасет,
Виляя в такт хвостом собаки верной…

Ухожу… ухожу… ухожу…
И никчемную боль уношу…
Упирается… ропщет она —
Хочет слиться с тобой до полна…

Не нужна… не нужна… не нужна:
Ведь потеря меня — не страшна…
Всё вернулось на круги своя…
Только нет в твоем мире меня…

Не надеюсь… не жду… не зову…
«Не» тройное одно наяву…
След разъела далекая мгла:
Ухожу… уходила… ушла…

Держусь за горячую чашку с чаем,
Под шарф, натянутый на глаза,
Искусно слезы, как перлы, скрываю,
Чтобы не бросить на землю псам.

Давлюсь любовью неразделенной —
Всё отдавать до последних крох
Тем, кому и не нужен взлетной
Спелой нежности алый вздох.

Вновь обезьянничать воровато,
Вырвав из горла с корнем смешок:
Околевающей плоти браваду,
Осиротевшего сердца шок.