Привет!

Опять ты замолчал, как редкий, прям доисторический птеродактиль из своего «Датского гнезда»… Едва голову повернешь в наше направление… Пишешь ли? Или замотан делами? Хлебом насущным? Что новенького? Тут я одного знакомого поэта спросила о «новеньком», то он мне грустно ответил: «Новенького ничего нет, да и старенького тоже…» Хочу верить, что у тебя не так безнадежно… Что если не пишешь, то потому что очень занят, а не потому, что боишься меня «нагрузить» своими проблемами. Ради Бога...

Вот видишь, я как-то всегда с Пушкиным.

С ним, а значит, и с Моцартом. Они для меня были всегда одним целым. Два гения, как два крыла за спиной. Всегда рядом. И снятся часто вместе. Ученик Гайдна. Покрестник Державина. Зальцбург. Царское Село! «Мальчик резвый, кудрявый…» «Маленькие трагедии». «Eine kleine Nachtmusick»… Вена — Петербург… Такие родные имена и понятия!

Дождь все больше вводит в воспоминания. И уже столько «накапало» незначительностей в мою молчаливую размытость...

Здравствуй.

Ты просил прислать тебе мой распорядок дня. День на день не приходится, иногда, поверь, внешне как бы жизнь замирает, и я больше похожа на сомнамбулу — помнишь мое предыдущее письмо?.. Лучше я тебе напишу то, что люблю делать, во всяком случае что-нибудь одно из перечисленного уже как бы напрягает струну духа и радует бесконечностью творчества, его новизной…

Ранним утром встречать солнце в парке и заниматься живописью глазами. Каждое утро неповторимо — краски варьируются...

Мой родной бородатик! Как поживает твоя новая пьеса? Ты обмолвился как-то в прошлом письме о ней… На какой стадии работа, каковы герои? Хоть в общих чертах?.. У тебя каждый человек — уже пьеса, самодостаточен, самоуглублен, с динамикой личных переживаний на кругах развития окружающей общей жизни…

Я сейчас тоже занята. Чтобы как-то держаться, снова теперь по ранним утрам гуляю в парке. Прячусь за деревьями, стою над водой и под ивами. Пробую понимать птиц… А потом, по полудню отправляюсь...

Прости! Я вся такая сонная, еще не «отстоявшаяся» после ночных видений… Приходят сны. Один похож на лилию, которая бесконечно удлиняет свои изысканные лепестки, но так и не раскрывается до конца. Иногда сон «проходит» отверстым тюльпаном, глядя в ночь своим бархатным черным глазом… Бывают звезды и радужные молнии, которые сваливаются на голову снопами света и через темя вырывают тебя вверх, в космос, с невероятной силой и быстротой, путешествовать по пространствам…

А иногда, случается...

Знаешь, я не удивлюсь, если с этим моим письмом на тебя дохнет корзина с яблоками… У Рабиндраната Тагора есть стихотворение о корзине с апельсинами. Суть его в том, что пока поэт болел и спал, кто-то приходил проведать его и оставил у изголовья этот «солнечный» подарок. Проснувшись, Тагор начал гадать-перебирать в уме имена друзей и знакомых — кто бы мог это сделать?.. Так подарок одного «стал подарком многих»… Вот и у меня подобная «серебряная катавасия», только наоборот. Сейчас...

Господи, хорошо-то как! Эти постоянные беседы о божественном! Я бы слушала бы и слушала, что называется, вкушала бы от Духа, «где мысль справляет утонченный пир…»

Эту неделю всю и у Веры, и у Гаины Ивановны говорили о Великом Путнике. О Христе… Вчера пополудни собирались в клубе, потом пошли к нам на обед. А после, провожая Гаину Ивановну домой, еще там, у нее, сидя в саду под грушами (смоквами!), мы никак не могли расстаться. Ведь «там, где нас двое, то Он среди нас»… Гаина Ивановна обшила Его...

Опять начинаю любить свои новые стихи. Это видно по написанию. Они веют простотой, выходят кристаллами, обыкновенной солью на хлебе. Любить новое — значит любить будущее… Это радует… А толчком к новому рывку послужила переписка Цветаевой с Пастернаком. Настолько она потрясла. Летик, ведь это же наша с тобой переписка. Тебе нужно было в прошлой жизни быть семитом, чтобы в этой стать греком (а вообще-то датчанином, раз Гамлет!). Как мне — в прошлом «держать во рту» языки — старофранцузский...