бессонное очарованье —
ночей осенних пированье
в стихах,
нежданных и пророчьих,
таких непонятых
и точных…
грудей истерзанных
плодами
они падут
и встанут снами.
грустит «очей очарованье»…
ночей осенних нарастанье…

ночь не спешит —
я не ложусь…
гроздья души
светом бужу.
зреет, искрясь,
сок для вина.
кофе, как грязь
ночи и дна.
чтобы не спать —
ил на зубах…
скрип, а не храп.
виснет труба
ангела мглы
редких лучей.
колят углы
правды ночей…
ночь ворожит —
мне суждено…
с градин бежит
к хлебу вино…

очистительные ходы и выходы…
все додумаю — до дыр… до выдохов…
освежительные вихри, вывихи,
в ослепительные сини выбеги…
все довыбегу, дохлебну
и довыведу… на вину…

Я думаю,
проваливаясь в дым
чадящего сомнения тревоги.
И столбенею
ужасом больным —
ни знака!
ни намека…
ни подмоги.
Я пламенею
заревом, садясь
как солнце,
вдруг почуявшее бездну…
Я думаю,
молитвою саднясь:
все заповеди —
десять стрел, — вонзясь —
как пальцы рук,
вцепились в неизвестность…

Я гусеница —
грустница ползков…
Глаза таращу в небо —
вместо крыльев.
Мне не хватает
смелости мазков,
которые б летучесть докроили.

Сидеть в уюте —
ранам заживать…
Но я волнуюсь,
вздрогнувши в изгибе…
Одежки растолкав,
я вышивать,
не шить, спешу —
на бабочкину гибель.

Себя прозревшим ви́деньем
колю
и вижу наперед
подчас такое…
Но гусеница жалости
к нулю,
к себе опять свела,
свилась тоскою…

Я гусеница —
грустница листов.
То на дыбы встаю…
то бесхребетна…
Пожри меня,
пичужинка-любовь!
Жемчужинка
слоисто
многодетна…

Прости, подруга любовь!
Опять не в глаз, опять в бровь…
И безответной строкой
Я обрываюсь… Рекой
Пересыхая, тону
В слезах и лямку тяну
Слепого неба души…
Пиши собою, пиши
Письма обрывок, пути…
За несчастливость прости…

Который день не узнаю лица…
Все против брошенной
И зеркала, и окна.
И за меня лишь дождь, что отрицать
Взялся судьбу, зачеркивая стекла,

Наотмашь тарабаня по ночам,
Чтоб не заснула гибельной печалью.
На кухне еле теплится очаг —
Дождь подтолкнул к нему — поставить чаю…

Лицо подставить струям дождевым…
Открыть все окна настежь — в мир, в раздолье!
Всем зеркалам — разбитым и живым —
Плесну улыбку…и —
махну на волю!

В далекой глубине,
В глубоком далеке
Трепещет уголек нежный.
И сил осталось мне,
Чтоб ровно — долететь
До осени моей вешней.

А там кругом костры
И золота дары,
И долгожданный дождь в стуже.
В немеющей тоске,
В тоскливой немоте
Кому-то ты еще нужен…

В далекой глубине,
В глубоком далеке
Перемолчу клинок в спину…
Осталось — выживать!
Длиннее тишина
И тише тайны сна длинной…

В слепящей высоте,
В высокой слепоте
Я высмотрю зрачок света…
В далекой глубине,
В глубоком далеке
Есть кто-то, кто найдет, где ты…

Большие черные брильянты —
Глаза, что снятся мне давно.
В них тайна вещего таланта —
Провидят что мне суждено.

Родные, чуткие… Как редко
Вас вспоминаю средь забот.
Глаза земные — только слепки
С далеких Ваших двух щедрот.

Глаза мной встреченных любимых
В последний (истинный!) момент
Вдруг предают и смотрят мимо,
Словно не вынеся Ваш свет,

Который, видимо, все годы
Во мне поэзией живет…
Себя я спрашиваю: кто ты? —
Когда стихами полон рот…

Кто Вы — я всё еще не знаю:
Мой ангел? Сужденный? Гуру?
Пытливый взгляд любви вонзаю —
Куда всем помыслом живу.

Когда вдруг неожиданно умолкнет
Порывистый, надсадный ветер мук,
Душа встряхнется сладко и утонет
В прозрачном, чистом коконе разлук.

И мне сквозь вод струящиеся стены
Не будет слышен ни единый зов.
Немая и глухая к переменам,
Забыв весь прошлый ужас и позор,

Я, наконец, сумею отдышаться
И оглядеться, и передохнуть.
Сквозь блеск воды впервые приближаться
Начнет мой новый, выстраданный путь.

Впервые я увижу перспективу
И то, как я далеко забрела
В любви к тебе — такой необратимой,
Как пущенная наобум стрела.

Когда вокруг меня умолкнут страсти,
И кокон чистоты в бинтах спадет —
Из столбняка я сразу выйду в счастье,
Которое меня сто жизней ждет…