Первою балериной была Русалочка Андерсена. Она ходила на цыпочках, потому что резкой болью давался каждый шаг… Так она выходила Принца — то есть спасла его от гибели, окропляя капельками крови. А он, окрыленный, и не заметил этой любви… Что ж, и такая жертва была нужна — так Русалочка из огромного океана стихий выбралась на Берег, из огромного сада миров выбрала один — цветущий только раз. Так на бывших плавниках впервые рожденных ног она шагнула в Бессмертие…

Уже давно Ева не соблазняет Адама яблоком. Сколько уже этих гранатовых зернышек слез? И даже в апельсине — золотом яблоке любви — семя на семени, косточка на косточке… Ева не может больше бездумно рожать. Она научилась творить. О, Адам, она сумеет тебе дать лишь свое ребро или вернуть… если пожелаешь… И ты тоже будешь творить…

Однажды ночью ты не сможешь заснуть — ты поймешь, что Он — Данте… И вся твоя средневековая худоба и невостребованная невинность превратятся в мрамор. Ты застынешь вечным зовом любви. Но так и не двинешься с места. Твоя жертва — дать выстоять и подняться другим. И чтобы к тебе, как к памятнику, можно было всегда прийти и исповедаться…

Рахиль не даром по красоте и зыбкой бледности щеки спорит с луной. Та — ее старшая сестра Лия… Но только та вечно полна и беременна, а на ущербе «скашивает глаза к переносице — тем самым хитро умаляясь перед мужем»*… Бедная, бедная Рахиль! Ты еще прекрасней своим безнадежным мерцанием… А дети Лии рассеяны по свету умирающими лучами…

Растерявшись и чуть-чуть дрожа на льду первого бала, Золушка увидела в отражениях многочисленных зеркал и люстр перспективу бесконечности Прекрасного. Эту Серебряную дорожку из звезд и нетающего мороженого. И на ней она оставила хрустальную туфельку, чтобы вернуться… С тех пор она всегда Туда возвращается — все дальше и дальше: в снах ли, в надеждах… Но ежедневно, по жизни, она в ожидании бала, в ожидании чуда…

Она нужна сейчас больше в миру нежели в скинии. Монахиня, с зауженным иконическим лицом и строго очерченными глазами… Схима была бы ей верной защитой… Но здесь именно открытость пронзает и захватывает сердца… Хотя ее по старинке побивают камнями. Но брошенные камни в тех местах в конце концов складываются в храмы. И Вера вводит в них своих детей…

Отрешенная Дева Жанна Д’Арк дю Ли-Лиленная… была истинной Лилией: лишенная собственных амбиций, жила под прицелом надменного инквизиторского сглаза; лишенная жесткого норова, прорастала среди нравов той Франции; не помышляя о героизме посреди хлева и скотной идиллии, подняла Меч обоюдоострой Невинности-Обвинения… И когда уже все лепестки были сорваны, лишенная собственных страстей, сгорела на костре чужих и смрадных пороков… Так Лилия вызрела до огненного Факела…

В ее имени — Факел… С Елены Прекрасной восходит и крепнет этот солнечный образ. Переходя из рук в руки — завоевателям — она мечтала, когда сама поведет — за собой… Отказавшись от ласк Париса и щедрот Афродиты, доверилась горам и Твердыне Знаний… Повела на костер высоких энергий… Говорят, ее след теряется в метеоритных снегах Тибета…

Можно и Голос-Утешитель отдать на умолчание Великого Преждевременного (великое всегда прежде времен)… Готова ли ты к этому Безмолвию, Консуэло? Ты, собирающая голосом нектар с лучших цветов — видимых и невидимых… Ты, соединяющая в себе купола лучших акустик — соборов и вне соборов…

Тебе, орфической, — утешать без жаления, петь без звучания…