Белое небо зимы.
Белые сны лихолетья.
В них – бесконечны все мы,
Мир не делим на столетья.

Все – просто дети детей.
И как-то мы заигрались…
Хоть бы окошка в метель! –
Хоть засветить эту малость.

Главное – ночь перейти.
Первая мысль – обогреться!
Солнце встает впереди
И без пяти минут – сердце.

Сердце одно и на всех.
Ты́ тут и я тут же где-то…
Всё стало белым совсем.
Святость – бесстрашие света.

2012

Нелюбящие
видят искаженно
слепой душой.
Не слушай их —
пусть мелет грубый жернов.
Твой мир — большой!

И ты большой,
и можешь все на свете,
лишь запроси.
Ведь как смелы
и как прекрасны дети!
И ты красив.

И встрепенется
гибкая реальность
на твой запрос.
Придет подсказка,
отпадет усталость.
Сомненье брось!

2011

На зеленую траву
Снег ложился поутру.
Но не знал снежок отрадный,
Что трава была «отравной».
ГМО-муравушка,
Травушка-отравушка.
Снег растаял, а трава
Стала гуще, чем была.
Ядами Земля полна.
А ведь даже не война…

Я траву ту покошу,
Землю-матушку вспашу.
Трын-траву посею —
Огненное семя.

Неприметна травка с виду
И давным-давно забыта.
А у предков ведь она
Берегинею была.
Заболеет ли дитятко —
Мать поит отваром сладким.
Захандрит ли чей жених —
Из семян надавят жмых:
Ест и уж ни разу
Не было «отказа».
Наступают ли враги —
Трын-траву побереги:
В ее чарах в поле,
В колдовской неволе,
Все попа́дают, уснут.
К быстрине врагов снесут.
Там они очнутся
И домой попрутся —
Не повоевавши,
Не солоно хлебавши,
С туесами пустыми,
С головами больными.

Травушку тогда любили,
Вместе с репою растили,
С брюквою, капустою,
С лопухами вкусными.
Да завелся на Руси
Длинный Петька — паразит!
Злой мужик, гулящий,
Хоть и работящий.
Нашу репу отменил
И картошку насадил.
А она ж — крахмал крахмалом…
Тяжкая пора настала.
Чтобы как-нибудь прожить,
Люди начали… варить.
Жареный, печёный
Картофан кручёный…
Он него запор и слизь.
Тут болезни начались.
Немощи обсели
Матушку-Расею…
А чтоб душу взбодрить,
Мужики стали… пить.
Наварят пива-браги
И дуреют, бедняги.

Да беда ж не в одних щах.
Была б голова на плечах.
Ведь многие не покорились,
В леса, в пещеры удалились.
И духом во плоти восстали —
Сырое есть не перестали.
Не утратили меры,
Не изверили веры.
Долгожителями были,
Врачевали и учили.
Знали, что хорошо телу,
И душа у них не болела.
Животных не убивали,
Вином мозги не поливали.
От них и пошли слова:
«А ему трын-трава
Не расти»… «Был трын,
Трын-брын — стал дрын».

Но живуча трын-трава!
У Природы есть права
Сохранить-припрятать
В неказистый лапоть
Зернышки и семена,
Чтобы возродить сполна:
Нивы с пшеницей,
Луга с косовицей,
Лен, петрушку,
Коноплю, чернушку,
Укроп, мокрец —
Тут и сказке конец!

2011

Никому не дерзить —
даже если по делу.
Никого не винить —
«что наперекосяк».
А белить и белить —
и известкой, и мелом,
молоком (напоив
заодно и зевак).

Никого не просить,
ничего не бояться.
А обманут — так что ж,
ведь тебя, а не ты.
А отнимут — поверь,
что потом, может статься,
всё устроится лучше,
чем в грезах мечты.

Ни о чем не жалеть,
никому не жалея,
уступая легко
свою очередь в рай.
Из возни «кто-кого»
сшить воздушного змея —
пусть поднимется выше…
И ты улетай!

2011

Я там, где радости ключи
Живительно бурлят,
Где не нужны попы, врачи,
Где воздух чист и свят.

Где солнышко наедине
И с миром, и с душой —
А значит высветит вдвойне,
Что в жизни хорошо.

Дороги весело бегут
Куда глаза глядят
Там, где любовью берегут
И нежностью хранят.

Где не бывает непогод:
Любая — в добрый час.
И не страшит голодный год,
Коль яблочный есть Спас.

Где каждый голова себе
И нет чужих людей.
Я там, где и была — везде,
Где добрых ждут вестей.

2011

Не слышит мама… Обняла,
Всё переспрашивает дочку.
Не чувствует, как расцвела
На ветке почка.

Не видит ближе — сердца суть, —
А всё за дальние пригорки:
Как люди рыжики несут,
Брусника горкнет.

Не верит в счастье и любовь.
Всё по хозяйству, всё хлопочет.
И накормить «худышку» вновь
Насильно хочет.

Не знает мама свою дочь
И потому ругает… плачет…
И отгудел, уносит прочь
Вагон удачу…

2011

Я строю тело, чувствую его,
Чтоб полноценно жить — не умирая.
И новый мир врывается в него
Давно забытым отголоском рая.

«Запретным», райским, яблоком кормлю —
Ведь это его лучшее питанье.
А червяков гоню, но не корю —
Доискушались во плоде познанья,

Повыродились… Змеи тоже мне…
Обманутые так же, как и люди:
Не жить, а выживать — как на войне,
Не есть, а жрать — жрецами жертву жути,

Кровавой плоти бездыханный стон,
Батонов и пюре — «еду для нищих»…
И умирать от гнили и глистов,
И жизнь потратить на готовку пищи.

А рай ведь на Земле, ни на Луне —
Ведь столько здесь плодов! Полезных, сочных!
Червяк и тот умнее — жадно точит
Сырое яблоко, и грушу… Ну а впрочем,
Упитан в меру и здоров вполне.

2011

Ни к чему «аминь» произносить —
Незачем заканчивать молитву.
Все пустоты заполняет Лик Твой.
Разве небо можно погасить?

Тянется росток, пробивший смерть,
Все длинноты высквозила радость,
Ничего ненужного не вкралось —
Сердце слышит, пробует смотреть.

И как долгожданное дитя —
Все ему дается в доме отчем —
Делится со всеми и лопочет,
Купола молитвы золотя.

2011

Обвиняют —
а ты молчи.
Укоряют —
летай, как летаешь,
и наитием душу лечи —
то учи,
что как правду читаешь.

Не для тех,
кто еще болтлив,
не для тех,
кто обидою вспенен,
спеет
хлеб из пророщенных битв
и родник живоносный затеян.

Пожирают
одних мертвецов,
убивают
и словом, и взглядом.
Смрадом
курятся свечки отцов,
что пугают и Богом, и адом.

Спят и бедствуют,
и клянут.
Спят и царствуют,
и зевают.
И взывают
о милости кнут,
а что он из их страха —
не знают.

Упиваются
скисшей водой.
Голодают,
чтоб позже объесться.
Сердце
плачет в бессмыслице той —
из порочного круга не деться?

Просят, жалуют
и казнят.
Угрожают,
и ноют, и ноют.
Горе ль,
счастье — едят и едят,
пьют и пьют —
и не знают покоя.

Отравляют,
клонируют, жгут.
И болеют,
болеют,
болеют.
Еле-еле
потомство дают —
нездоровое, хилое племя.

Умирают —
в муках одних, —
как вынашивают
и рождают.
Данью
всё покрывают они,
друг у друга себя ж обирают.

Лгут и правят,
воюют и лгут.
Покупают —
гноят —
и торгуют —
и закапывают,
в ямы льют.
Курят, пьют
и опять — пьют и курят.

А здоровья завет
им как крест
на могиле
или
на шее:
«Человек — это то,
что он ест».
Где свобода — там просто решенье:

независимым стать
вопреки
вековечному
темному рабству.
Правил пять,
как и пальцев руки.
В это трудно поверить…
но яства

формируют
сознания ось,
поведенья и принципов
модуль:
«Не мертви.
Не готовь.
Не морозь.
И не смешивай.
Пей только воду».

Ешь пророщенный хлеб,
но сырой.
Ешь сырые плоды
и орехи.
Только в чистой воде
ключ живой,
утоления жажды
утеха.

Без ростков зёрна хлебные
спят —
Спишь и ты,
насыщаясь уснувшим.
Запеченный же хлеб —
это яд,
мертвый хлеб,
скисший хлеб,
дух бездушный.

Мертвечиной питаешься —
сам
разлагаешься и убиваешь
в мыслях, чувствах…
в желании драм,
даже если страдальцев играешь.

У животных и птиц
поучись —
есть и пить лишь тогда,
когда хочешь,
и не смешивать пищу —
стремись
к моноеденью…
Ежели прочишь

ты себя в инвалиды,
в скопцы,
в старцы,
в мученики,
в наркоманы —
что ж, живым запишись
в мертвецы
и хлебай эту чашу обмана.
---------------------------------

Обвиняют —
а ты молчи.
Укоряют —
летай, как летаешь,
и наитием душу лечи —
то учи,
что как правду читаешь.

Март 2011 г.