По дорогам странствуют
Облака одни.
Чистые, бесстрастные,
Святости сродни.

Полны слезно думами
Про детей земных.
Легкие, бесшумные
Слуги сфер иных.

Словно тесто небное
Утоляют взор.
Ягодные, хлебные
В красных винах зорь.

Громовыми кручами
Напрягают мощь.
Грозовые, тучные
Воины на дождь.

Пряжею Господнею
Искренность прядут.
Близкие, исподние
За душу ведут.

Поступью широкою,
Вне религий, вер…
Новые, далекие
Ускользают вверх…

молитвенные руки
как будто в лепестках —
завернутые в крылья —
поруки высшей…
страх
не сковывает пальцы…
они белы огнем
незримым, что сплетают
на пяльцах духа…
лен
их испещренной кожи
от грубости труда
в молитве вьется шелко-
вой дрожью  
в кротость рта…

Оно придет само…ты только верь и смейся
Господней радостью — целебным молоком.
Случится где — живым огнем пролейся,
Где — голодай, юродствуя тайком.

Ты вынешь из груди страдания клинок,
Когда важнее станут не свои, чужие муки.
И радость Господа в Господнее вино
Вдруг превратит поток из глаз на руки.

Весь мир хочу обнять…
И мир, боюсь, — раздавит…
Войдет ко мне как тать
Стремительною далью.
Не удержать в руках
Любви его ответной.
Страшусь и впопыхах
Роняю ключ заветный.
А этот ключ везде,
Как крест — соединенья.
И даже в суете
На лопастях паденья…
Но все же есть стезя —
Узка, неприхотлива —
Когда уйти нельзя…
Есть та неторопливость,
С которою течет
Наитие по жилам,
Таинственно влечет
По странствиям, по жизням.
Все делаешь, любя,
И ко всему готова…
И люди сквозь тебя
Себя находят снова…
И радость молодит
Натруженные веки.
И удивление в груди:
О как разумно все, гляди! —
В миру, и в человеке…

Я Благовещеньем питаю сердца рост
И грудь томлю таинственною дрожью,
Снимая за коростою нарост,
Чтоб всей собой услышать Волю Божью.

Стою — чтоб отстояться на весах,
Сижу — сжимаясь мыслью в крест на шее…
И шелковою нитью в волосах
Я чую седины хрустальный шелест.

Пустою, напряженною, больной
Той сыростью — побелки и покраски, —
Я жду Огонь Дерзающий, Родной…
И Благовещеньем питаю сердца праздник…

Холодно… Пишу дневник…
Здесь, плечом к плечу с камином…
И закат к окну приник
Рассыпным огнем рябины.

Все вокруг еще ново.
Все в душе еще размыто.
Еще нету никого
И меня — в углу забыта.

Сердце пробует стучать
В ритм рождающимся звукам…
Я умею лишь молчать,
Тишину лаская слухом.

И бумага тяжела —
Для сквозных летучих строчек…
Как же с ними я жила?
И пила росу из точек…

В мыслях чувствовала цвет.
А из слов венки сплетала…
А теперь стихов уж нет…
Что-то с сутью моей стало…

Черный цвет почти пропал,
На оттенки истончаясь.
Разноцветный карнавал
Даже тени излучают.

И объемом налились
Грани, плоскости, прямые.
Всюду символы зажглись
Как свидетели немые.

И поет живая речь
Телом, жестом, чувством каждым.
Нет меня… Я песней течь
Распахнулась в Божьей жажде…

Кусайте, комары, меня кусайте!
Знать кровь дурная все еще бурлит.
Мечи свои разящие вонзайте.
Все, что болит, — от совести болит.

Ваш труд не оценен еще по праву
Неблагодарным племенем людским…
Носатые крылаты санитары
Над скученным угаром городским!

Летящие из пустынек таежных
Жечь пламенными истинами нас,
Кровинку горькую очистив невозможно
В кристально-сахарный алмаз.

Я чувствую, что ангелы поют…
Как они рады радости меж нами…
И по пахтанью сердца узнаю
Их братские касания крылами.

По легкости, разбрызганной кругом,
По запахам благих эфирных масел,
По пламенной уверенности в том —
ЧТО нашу Землю бедную украсит…

Божью коровку пасу…
Стадо мое невелико —
Только одна «земляника»…
Пьет молодую росу

И умножает, как жук
В дебрях цветочного сора,
Спелые точечки зерен —
Те, что в душе посажу…

Иконы Глаз Твоих
Живой водой омыты,
Горят и плавят
Страх неверия и желчь.
И боль взывает
На коленях… перебитых
И облегчением из глаз
Растает… течь.