Веки не поднять,
не обнять
свеченья.
Нет запечатленья
истинности дня.

Стоит ли глазеть
из газет,
журналов?
Я ищу не правый,
а правдивый
след…

1992

Обесточена —
Ни любви, ни крови,
Голубые глазницы вращая:
— Дайте чая,
Дайте крова
И немного растущего мая.

Тогда точно,
Ног и рук не чуя,
Под самое солнце
Нарочным
Полечу я,
Принесу вам в зубах аллилуйю!

1992

По эту сторону — немая,
В слезах — по ту.
Собою радость обнимаю —
Травой расту.

Глотаю смех! — щекочет небо
Мой острый рост.
И тихо, глухо, немо, слепо
Касаюсь звезд…

1992

нечесаной, бескремною
пойду по снегу белому

навьюченная вьюгою
и старою дерюгою

писать по снежным просекам
стихи и письма босиком

1992

Ели
зелени
колючей,
Кипарисы
рыжих
кож.
Гимна
зимнего
певучий
Ветер
вечера —
хорош.
В треске
резкого
мороза,
В хрусте
хрупкого
стекла.
Лал —
оплавленная
роза —
С неба,
нежная,
стекла
За
лазоревые
глыбы,
За
запястье
вечных льдин.
Если
месяцем
ты был бы,
То
тогда бы
не водил.

1992

Не понимаю слов, значений —
Спешу рукой ее достать,
Ту на бегу стихотворенья
Уже исчезнувшую ять…

Ах, ветер строк, поющий гений
Когда-то в мачтах, парусах!
Ту нарастающую зелень
Наитием коплю в глазах.

1992

От любви моей устают.
От любви моей неуют.
И пишу бессловесная тут
В пустоту.

Всем далеким от мира сего
Это стертое в пыль письмо:
«Я хочу не жить и не быть,
А — любить…»

1991

Пыхтит аккордеон
Под женской ручкой белой.
Красавицей дебелой
Зима со всех сторон.

И сколько не дыши —
Не соберешь осколки.
Мороз крошит-крошит,
А клавиши так колки!

1991

Пропадаю, пропадаю…
Как запавшею педалью.
Не сегодняшней, не давней —
Даль за далью.

В душных классах,
В серых кассах,
Невостребованной сразу,
По чиновнику-приказу —
Раз за разом.

От работы до работы,
До бессмысленной зевоты.
— Где твой добрый гений? Кто ты?
— … — только рвота.

1991

Чаши сгорают
В заботе о мертвых.
Живые мечтают
Про отдых

И нянчат могилы.
Гробы — словно дети.
Им дарят, живые,
Букеты

Цветов омертвелых…
Все смерть…все о смерти.
Что будете делать
С бессмертьем!

1991,
Вербковица