Мы с тобой давно простились,
Не ругались — не мирились.
Сердце ты отворотила
И доской заколотила.

Говорю о главном.
Это портит имидж
И вскрывает раны.
Вот и дружбе финиш.

Разошлись наши дороги
В духослышании Бога.
Вот ведь где несчастье скрыто,
Как разбитое корыто.

Над правдивым словом
Ореол проклятья.
Что ж, придется снова,
Сиротея, плакать.

Нету больше посиделок,
Общих творческих задумок.
Я в изгнаньи поседела,
Но помолодела в сумме.

Ты живи спокойно,
Я не потревожу.
Вера вне закона.
Святость не стреножишь.

Музыкальный мир такой же:
Он не лучше и не хуже.
И тебе бы было горше
Без услужливых подружек.

Отдала бы всё я!
Только ты ведь против…
Божий мир — веселый.
Истинник — юродив.

Какая боль и оставленность…
И это при живом-то друге.
Он хлопает глазами дистантно —
Округленными в испуге.

Боится доброты последней,
Ведь хлынут стены затворов
И разольется море несметных
Духовидческих разговоров.

Боится неадекватности мнений,
Натянув личину обыденности.
Но обыденность — это же обыдление,
отупление, одна видимость.

Кричу другу губами, громко
Побелевшими от немо́тствования:
— Лишь тебе могу сказать! Только
Ты услышишь, в-тебе-твой-Господи!

Но друг ускользает в селфи,
В правильность кукольных движений.
И тянется тягомотина в сердце
Экивоков и взаимных одолжений.

Растерянно гляжу на пошлое
Прозябание божествования…
Обнимемся, слов не найдя, беспомощно
В пол-остановки метро на прощание.

…И божество… умолкло ненужное,
Неуслышанное, по-настоящему непонятое…
Оставленность — когда у дружбы
Самое главное отнято.

О Матенька, я знаю, что ты есть.
На «вы» тебя никто не назовет.
И, как инстинкт, срабатывает жест —
Вдруг руки сами тянутся вперед.

К тебе одной
Тянуться и расти.
О Матенька,
За всё меня прости.

Молитвенней становится строка,
Благообразней пение и слог,
И к клавишам нежнее льнет рука,
Ведь Доброта — вот настоящий Бог.

Добрей, душа.
Будь ангелом простым.
О Матенька,
За всё меня прости.

О чистоту ломается копье,
И помыслы как от огня бегут.
Цветок тишайший девство — не мое,
Твое зерно, у сердца берегу.

На что ты, жизнь!
Как праведность цвети.
О Матенька,
За всё меня прости.

Зачем детей продолженность дана?
Не потому ль что трудно нам самим
Вернуться к оживлению добра,
Опомниться для подвига любви.

Не для себя
Возделывать пустырь.
О Мать-Земля-Вселенная,
Прости.

Все увлеченья, разум и талант,
Способности, уменье и порыв
Не для того ль, чтоб разом отдавать
С приумноженьем божеству дары?

И мы дары,
Уможены в христы.
О Матенька,
За всё ты нас прости.

Иконку в малой книжке записной
случайно-неслучайно я открыла
и в редкий час, тишайший час ночной
я Матеньку всем сердцем полюбила.

Не из-за страха, боли, неудач —
от восхищенья… Потрясенной очень
я всё забыла, только тихий плач
в Тебя впадал, как в море ручеёчек.

И градом слезы! — хлынула река:
как виновата я перед Тобою!
К Тебе одной протянута рука,
к Тебе все мысли ринулись толпою.

Иконка, на ладонке уместясь,
судьба моя отныне и навеки —
нет ничего, Твоя одна лишь власть,
Царица Неба — Матерь человекам.

С открытым ртом стою и не дышу,
вливаешь свет — струна луча благого.
Прости меня, не за себя прошу,
за питерского Генушку Белова…

…И сколько бы ни открывала вновь
иконку в записной до боли книжке,
нахлынывают слезы, как любовь —
Твоя любовь к рыдающим детишкам…

Благослови меня в затворе,
Благая Мамочка моя…
Во Евфросиньюшкином взоре
Вместилась вся моя семья

Всех мной любимых, мной пригретых…
Но я б хотела так любить,
Чтоб больше не пришлось за это
В зависимости им ходить.

Подай свободу моим близким,
Ведь рабство подавляет ум,
А память в обмороке слизком
Ослабевает на ходу.

Как дети — малы и болезны… —
Пусть поправляются скорей.
Пусть будут счастливы воскресло
И без меня — для всех людей!

О дай моей любви стяжанье —
За шагом шаг день ото дня —
Святого Духа и лобзанья
Насущной правды, как огня…

Дивилась я, что не сестра для вас…
Молилась — но не вхожа к вам в обитель.
И ни одна слеза не пролилась,
И ни одной к вам, сеструшки, обиды.
Как будто бы так надо. Так и есть.
И Евфросинья матушка смеется:
«Ты, детка, знай свое. На то и весть,
Что разными шляхами подается.
Ходи светло, да разум не тащи
На поводу обыденности ушлой…
Пиши свое, положено ищи
И больше музыки небесной слушай.
Какая ж ты сестра?
Ни дать ни взять
Писарчукова дочка —
Знай записуй…
Ты божьим письменам и книгам мать.
Работай лучше, побеждая кризис».

Гена, рученьку протяни…
Боль уймет Евфросиньюшка.
К тебе от матушки тянется нить —
Ты — наш тихий любимушка.
Тихо-болезный, но весь живой!
На ручках кормилицы света —
В купели старицы мощевой
Не умирают поэты.
В мирро сладчайшее окунув
Губы — раны разодраны,
Усилим серебряную струну
Светолитьями бодрыми.
Гена — младенчик чистой слезы.
Слеза разбивает опухоль.
Душа добреет в разы и разы,
А грудь — исцеления вздохами.
Гена — гений доброй любви,
А смерть, как и боль, опрокудилась.
Живи! живи! еще больше живи!
Живехонек, в Жи́ве кутаясь…
Гена, рученьку протяни —

* * *
Евфросиньюшка сладчайшая,
сердцу наиближайшая,
в настрое доброладушка,
мирровая матушка!
Укрепи в посте,
исцели в доброте,
прилепи в любви —
к ближним в божестве,
к дальним в многоте… —
премирной соборной
архетипной народной…

* * *
Сладчайшая Евфросиньюшка,
Мироточивая Богинюшка!
Настрой на свет, доброладушка,
Упокой меня, матушка.
В посте укрепи.
К доброте прилепи.
В любви к ближнему-сироте
Веди всегда меня и везде.
Матушка живая!
Бабушка молодая!

Я ничем не могу наслаждаться,
Когда дело всей жизни стоит…
Всё ни к месту — ни песни, ни танцы.
Жизнь насмарку под глыбами плит.

Я буквально ослепла, оглохла,
Как навеки озябла весна.
И работаю много и… плохо.
И не сплю… задыхаясь от сна.

Совесть мне запрещает отвлечься
От труда хоть на миг, хоть на час.
Пла́чу думаю, думаю вечно
И сквозь слезы пишу по ночам.

И всё бе́з толку… книга провисла,
А ведь ждут ее очень давно.
Нету легкости, радость прокисла,
Дни слипаются в пленке кино.

Из разрозненного в монолитный
Выйти в текст невозможно почти.
Лишь минуты сладчайшей молитвы
Освежат непреложность мечты.

Мне мешают враждебные духи.
Света мало проводит мой взгляд…
Зэчка в яме бумажной разрухи —
Закопалась, влачусь невпопад.

Замахнулась на большее… выше…
Да самою-то большей не став…
Сердце так потрясающе пишет,
А рука только сучит рукав…

Я могу, я же знаю… да только
Как же мне ненавистен экран,
Уплощающий, гонящий в скобки
Духоверческий мощный талан!

Не для жалости к вам я взываю,
Мои други, идальги мои…
Я еще раз в тоске обнимаю
Ваши дальние бел-корабли.

Чтобы вашей стезей укрепиться
И на вашем примере терпеть
Нестерпимое…. Мати Царица
Через вас обнимает теперь!

Виновато живу, виновато
Почиваю, сквозь утро втеснясь…
Вот такой не собой, вороватой
Я украдкой люблю, упоясь

Иоанновым словом, что делом
Вытекает мгновенно, легко!
Дай мне, Матенька, радости смелой
Рисковать, несмотря ни на что.
Побеждать, несмотря ни на что.

10.05.2021, Киев, Крюковщина
(«…у деревни Крюково, погибает взвод…» (!))

Сходит Свет!
Чистый свет без капли тьмы!
Столько лет
Шли к нему в терзаньях мы.
Вот же он —
Свет нетленной Доброты —
Вот твой дом,
Если добр
ТЫ…

Жизнь цельна́
Без разрывов и смертей.
А луна —
гиблость пагубных страстей.
Солнцу путь
Мы проторили собой —
Чист и жив
путь души
домой.

Сон прошел,
Нет гипноза и кино.
Вспышка, шок! —
Жить БЕЗ СМЕРТИ нам дано!
Ты отринь,
То, что к тлению вело:
С Богом лишь
победишь
зло.

Страха нет —
Ноль наживы, ноль интриг.
Человек —
Божества цветущий лик.
Смерти страх —
лунный неживой оскал.
Ждет его
На Земле
Провал!

Млечный путь —
Это лучшие миры.
В млечном суть
Материнской доброты.
Млечный зов
Простирает руки к нам:
Жизнь без тьмы —
путь к святым
дарам.

Умерла
эра мерзости и зла,
И судьба
У всех любящих — одна:
Божествить
Мир, друг друга заодно.
Жить в любви
БЕЗ СМЕРТИ
Нам дано!