А у нас во дворе
Есть калитка любви*.
К электронной норе
Тяги нет меж людьми.

Попридерживать дверь
Тем кто сзади идет —
Хочешь верь иль не верь! —
Обожает народ.

Хоть ты с сумками, хоть
Только вышел во двор —
Для тебя держат вход.
Ты им друг, а не вор.

Это словно игра:
Улыбаясь спешить
К тем кто ждет со двора
Тебе дверь отворить.

Тут бессильна и сталь.
— Дякую! Добрый день!
Двух минуток — не жаль.
Распахнуть дверь — не лень.

Дом что улей для душ,
А не лагерь для тел.
Дзот нарушь, не нарушь —
Вновь замок полетел…

Нет замков у славян.
Наш тотем — хоровод!
А куркульство — изъян.
Хлебосолен народ.

Любит жить не спеша.
Добродушность — в крови.
Расцветает душа
У калитки любви!

Добр народ наш, не злой.
Клети нам не нужны.
В зле теряем покой —
От него лишь тошнит.

У калитки аншлаг:
Кто вовне, кто внутри.
Человечества шаг
На пороге зари!

Жить открыто, любя —
Благодатная жизнь…
Этот мир — для тебя.
Добрым мыслям — учись!

Своим светом добро
Привлекай, наконец.
Дверь — не страж, а проход,
Знак открытых сердец.

* Строчка Светланы Белой.

Говорил мне университетский
профессор-филолог:
— Путь для вас на Парнас,
ой, как долог.
Муза ваша — слабая,
странно юродивая.
Это не академическая поэзия,
а какая-то пародия.

Я глаза выпученные
еще больше вытаращила,
экзаменационный билет
ближайший вытащила.
Мне попались Бунина
«Темные аллеи»…
А Бунин был коньком
нашего литературного корифея.

Села я за парту
к ответу готовиться,
вдруг, вижу рядом какая-то
странница-богородица.
Откуда и взялась, не знаю,
Кажется, привиделась:
не то матушка молодая,
не то старица мощевитая.

И говорит мне ти́хонько,
по-матерински жалея:
— И зачем тебе, дитонька,
эти «темные аллеи»?
Ходить да заблуждаться в них,
путаться что ли?
Как профессура с торбой –
со своей академшколой?
Ты свое думай да пиши,
ходи в своих све́тах…
и станешь не университетским,
а универсумным поэтом…

Набросала я мысли профессора,
чтобы их ему повернуть же.
А на другой стороне листка
стала сочинять готовую тут же —
средневековую беловодную канцону
менестрелей и миннезингеров.
Да так увлеклась, что не заметила,
как исчезла матушка Евфросиния.

А когда канцона золотая
дописывалась–писалась —
я словно светом миннезанга
стосолнечным изнутри освещалась…
Так и поплыла отвечать билет
словно по о́блакам запредельным,
с лицом просветленным
и с сердцем в ответ
в посвящении неподдельном.

Профессор кивал, в пол-уха ловя,
косил благосклонным глазом:
я выгребла всё академическое из себя –
его же лекционные фразы.
А напоследок… неожиданно канцону прочла
во вдруг приутихшем мире…
а лопоухий профессор,
удивленные уши
еще больше, жадно топырил…

Обними березоньку:
Видишь, вся поникла.
Душеньку белесую,
Что страдать привыкла.

Ободри скиталицу.
На ветру продрогла…
В людях свет братается.
Мрак в сомненьях проклят.

Зло как метка черная
Тело осквернило.
Страхом, ложью чокнутой
Очи ослепило.

Укрепи решимостью
Злу не подчиняться.
Станет жила жилистой,
Умножаясь в братстве.

Обними ближайшего
Друга-доброока.
Схоронили заживо —
Откопай в нем бога!

Обними младенчество
В бабушках, дедулях.
Старость — переменчива!
Смерти крутит дули.

Прогони горбатую
Обреченность в ближнем.
Сам себя обрадует,
Выпрямится свыше.

Обними безгласую
Чью-то жизнь-лошадку.
Может, всем обязан ей,
От добра в полшага.

Без таких вот брошенных
Сиротин бесхозных
Ты не сможешь прошлое
Отпустить серьезно.

Возродиться истинно
Можно только в круге
Душ таких же искренних
Сообща… друг в друге…

От креста не беги,
А расцвесть помоги.
Видишь, ноша цветущею стала.
Это Дух Всеблагой
Сходит к добрым рекой,
Чистота в них заблагоухала…

Я в каждом вижу совершенство
Я в каждом вижу волшебство
И находя в себе блаженство
Пою я песню про Него…
                           Elara Sun

В каждом вижу совершенство,
в каждом вижу божество.
Находя в себе блаженство —
в ближнем праздную родство.

Как аукнется при встрече,
так откликнется твой брат.
Души, двигаясь превечно,
внутренне боготворят.

Ближний внешне перелеплен —
Злом неглубоко задет:
и твоя благая лепта
в нем увидеть добрый свет.

Любящим светильным оком
возжигай его свечу —
и воспрянет ближний в боге,
святость станет по плечу…

Ведь в твоем сверхпылком взоре
все грехи его сгорят,
взгляд любви пробьет засоры
в нем, в тебе, во мне стократ!

В хороводном милованьи
мы обнимемся тесней…
Обожаю обожаньем
Доброго Отца детей.

Мы освятимся друг в друге,
Просветлеем, прослезясь…
В каждом вижу крест во круге —
человеков богосвязь…

Люди ходят по земле.
Люди помнят о зиме
и в разгар лета…
Соль, беспомощность свою
речке, морю отдают,
не найдя ответа…

От мечты и до мечты
все маршруты сочтены,
и в разгар жизни
проживают так и сяк,
принимая натощак
горечь укоризны.

Если свету всё отдать,
светом жизнь переверстать,
то в разгар ночи
воссияет смыслов смысл
и свободы пенный бриз
щедро восклокочет!

Если только светом жить,
а всё зло в себе избыть,
и в разгар смерти
вдруг бессмертье призовет,
юности второй взойдет
парус милосердья.

Если лишь добром дышать:
слышать — видеть — обожать,
то в разгар века
возблаженствуешь внутри,
умирая от любви
за бомжа-калеку…

Ура! Взошли сады, взошли поля,
и лето запевает свою песню:
пусть расцветает небо и земля,
и радуются люди повсеместно.

Земля —
цветок
лучащейся любви.
И ты люби — всем взглядом напои.
И ты
воспой —
всем сердцем успокой.
Земля — цветок Праматери самой.
О Лето! — ось
летящей чистоты,
в нем света много,
много доброты.

Добрей, Земля! Пусть каждый познаёт,
как щедрости рождается мгновенье.
Он выпьет щедрость лета и поймет —
струится в нем добра благословенье.

Прозрело
человечество:
вот путь
дарить тепло и свет кому-нибудь.
Становимся
мы летом детворой —
отзывчивой, прекрасной и живой.
Мы лета
девы
и богатыри.
Цветку Земли
всю радость подари.

(строчка из откровений
матушки Евфросиньи)

Я лизала кости с псами,
Объедалась картоха́ми,
И теперь в душе унылость,
Боль в спине, в глазах сонливость.
Чревобесие для лоха:
Похоть специй — та же похоть.
Жрет язык, но сердце гложет,
И в душе, что подороже.
Боль и стыд по швам встрещали,
Вопрошая о пощаде!
Изворотливая погонь,
В жажде сплетен — та же похоть.
В алчи власти-обладанья —
Та же похоть, но деньгами.
У насилья та ж личина —
Похотливая причина.
Мракобесие сенсаций,
Ногоблудие простраций,
Жажда новых впечатлений? —
Скуки-похоти ты пленник.
Ум за разум — инфопохоть.
Тела культ — пока не сдохнет —
Похоть совершенства формы.
Страх старенья похоть кормит…
Но над всем бесчинством — Шлюха,
Мнимая царица духа,
В маскировке интересов
Мимикрисса, сатанесса.
И для «звезд» и сильных мира,
Многих шоу-спорт-кумиров,
Музыкантов и поэтов,
Бизнеса апологетов,
Для ученых, слуг закона
И служителей церковных
Шлюха-похоть — тайный коуч.
Дикая шальная сволочь.

Дети как продолжение родителей
должны быть больше их и себя самих

Есть мир иной — он знает о тебе,
он радостно внимает твоей песне,
коль добрая она…
В твоей борьбе
со злом внутри
помощник он чудесный.
Не верь тому, кто скажет: бог далек,
что небо холодно и безучастно.
Раз добрый ты —
ты в истине глубок,
а глубина божественно-прекрасна!
А глубина —
небес благих родник.
Ты в мир иной давно душой проник!

Есть лучший мир и ты в нем — первый гость,
ты сын любимый, дочка дорогая.
Да ты хозяин в нем,
коль добр насквозь,
земле родной и небу помогая —
своим добром
сверкающим во мгле
ты обживаешь небо на земле.

Есть мир иной — бессмертья и любви,
он совестью твоей бла-го-у-ха-ет.
Тебе внушают
недруги твои,
что ты ничтожный прах,
тля бездыханна;
что человек — сосуд грехов и зла
и в святость ему так и не подняться,
лишь бог единый свят,
ты — раб, ты — слаб,
и агничеством нечего прельщаться…
Так скажут
духи тьмы, не доброты.
А ты их светом взял и обратил!

Есть добрый мир, ты только им и жив:
злу недоступно жизни созиданье.
В трехмерности земной тотальной лжи
есть правда человека —
его тайна!
А правда в том,
что больше сын Отца —
верны свободе воли до конца.

А счастье в том:
сын — Матери венец,
всем детям и богам родной отец!

О радость знать,
вот вечности покой! —
сияет ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ИКОН ☼

Есть у агнца, у агни́цы
Рыцарская мышца:
В мраке светом укрепится,
В свете — заискрится!

Ближе к белому ободку взятой
Корки-цедры пронзительной
Мякоть лимона слаще внезапно
Сладинкою упоительной.
Об этом не вычитаешь ни в одной
Инструкции к жизнетрактату,
Лишь сам почувствуешь сладость спиной,
Угнанной по этапу.

Не зэки по тюрьмам, шарашкам сидят,
А богомладенцы изгнанные:
Чистота гонима, а доброта —
Как гениальность непризнанная.
Добрый смешон, слишком прост как путь,
Неудобен, неправилен, странен.
Но стоит руку к нам протянуть,
И тут же одним из нас станет.

Ходить по этапу духовных мытарств,
Говорить о том, что не слышат.
Богомладенцы почти не спят.
Ловят сердцем затишье.
Надеваю на голову обод-венок
Наушников, давящих больно
Не поддающееся цифре строк
Зависочие слога вольного.

Воротит с души фанатичный каприз —
Слепое стихов завывание.
Поэзия — это кричащая мысль
Для души, для ее познавания.
Больше пауз, сочных фермат,
Удивленно-осмысленной смелости,
Музыкальных россыпей камерат,
Высокой божественной ереси!

Мы практически еретики
В миру нормативной жестокости.
Мы неожиданны, как родники
Ежесекундной совести.
Нами можно сверять диснейленд
С градусом детского рвения.
Ходим сорок, семьдесят лет
Вне пространства и времени.

Внешность — конфетка: съел и забыл.
Внешность осталась в прошлом.
Сердце двигает жизнь изнутри —
Личину не помним больше.
Что́ одеть и куда пойти —
Богомладенцы не думают:
Они всегда в сердечном пути
Арфой-ладьей многострунною.