Уже на дружеской ноге
Со встречным ветром желторотым!
Обнажены бесповоротно
И беззаботны мы вполне.
При первых происках блесны
Заглатываем жадно воздух…
И струйками текут раскосо
Намеки легкие весны!

Дождь идет —
Ему подставлю ладони.
Снег заискрится —
Скарбницы глаз обнажу.
Гром постучит —
Ему свое сердце открою.
Принимая, даешь —
Потому и дышу…
…и живу…

Белой пасторалью
Заметает двор.
Молодой печалью
Сыплется минор.

Он в хрустальной рыбке,
Что на крыше вод
Ищет белый, гибкий,
Вездесущий кот…

Его жемчуг тайный
В ледяной грязи
Курочка-белянка
Пробует найти…

Дети бабу лепят,
Катят с белых гор…
Пасторалью неба
Заметает двор…

Тебя я люблю,
как любят дети —
Всё более
раскрывая глаза…
Всё более сердце сжимаю,
затем чтоб
Оно не взорвалось и не
напугало, любя…
И чтобы в ладонях твоих
проросло…
букетом…

Оглобли повернет зима,
И мы оглохнем от капели,
И наши бренные тела
Еще на год помолодеют.

И наши умные глаза
Дурашливостью безмятежной
В друг дружку свалятся потешно!
…И будут нежности бросать…

Это как пух,
который летит
непредсказуемо
и никогда не достигнет земли…

Это как слух
абсолютный, — без надобности,
ибо Музыка — его Родина
да и та — тишина…

Это что-то — на кончиках пальцев —
подносишь к губам,
дунул —
и нет его…

Это как тонкий укус!
И вот навсегда ты Красавица Спящая,
твоим снам завидуют даже
феи и корифеи…

Это обратная связь —
с россыпью звезд
и с колье
из твоих восхищений…

Это как Глаз,
что цветет, прожигает, питает
и что-то
всегда прикрывает…

Это — где-то в подпалинах
мыслей твоих
абсолютно верно
и на веру…

И в проталинах
весело множится,
всё изменяясь,
играя…

Это о чем-то — немножко,
это всегда обо всём,
лишь о себе ничего,
разве воздуху нужен глоток…

Это былинка,
которая станет и лесом,
и лугом,
и другом…

Это слегка невпопад,
ниоткуда,
не долго,
но точно…

Это всегда неожиданно,
потому что легко,
и свободно,
и щедро!

Моя бедность —
моя бытность,
Минимальная
одежда заземления.
Моя сырость —
моя сытость,
Моя вечная
потреба на горение…

Мои войны —
мои волны,
Слез подкатыванье к горлу —
очищение.
Мои зори —
мои зерна
И озёра
зазеркального вмещения…

Недосыпание ночи…
Чтение вслух,
Как пророчество…
Пересыхание в горле… —
Мы почти на пороге кровли.
Вот-вот
Разойдутся горы
Наших плечей,
И море
Подступит к уровню глаз,
Чтобы вглядеться в нас,
Чтобы всплеснуть забвение
В наших
Слишком зауженных венах.
Каких-то воспоминаний
Выбьется искра малая!..
И встанут стеною колени
Древней породой кремневой.
Усталостью
Закрываемых век
Растворится и сам Человек…

В недосыпания ночи…
Недосыпанных звезд
Многоточие
И непойманный хвост
Кометы пророчест…

(Прим. То что в скобках — проговаривать, остальное — петь)

Поставлю чай
на электрическую змейку.
А ну, налей-ка
и наваренничай…
(батон, печенье — в общем, тащи всё что есть)

Я чай поставлю
И независимо от времени суток
и минуток,
успехов в личной жизни.
Чай — это то, что
будет вечно и
не-зы-бле-мо…

Кипит, бурлит…
И значит мы еще не умерли,
И мысли умные
как раз приходят невзначай
(и желательно на голодный желудок),

Когда конец всему,
И только знаешь, старый чайник
тихо свистнет
и по-дружески нальет
Кому-кому по-
крепче-ча-ча-ча?..
По-ста-влю чай…
(о… ес…)

Все мы вышли из общаги,
Нашей родины, студент.
Как зачеты беспощадны!
Лучше «тройки» в мире нет…

Эти братские законы,
Эти бденья до утра —
Змеями Лаокоона
Мы повязаны, братва!

Мы учились по пирушкам,
Голодали по любви
И античкою-старушкой
Свою юность берегли.

Свои курсы по культуре,
Благородству, языкам
Брали из литературы
И по крышам-чердакам.

Пестроту и импульс жизни,
Ритма смелые мазки
В рамах импрессионизма
Как религию несли.

Все мы где-нибудь учились,
Но сходились на одном:
Там где жили, где родились,
Где общага — там и дом.