Ой ли,
Ой ли,
Все ли кони в стойле?
Колодцы пересохли.
Псы оглохли.
Куры сдохли.
Кончилось яичко.
Хватит о привычном.
Божья Матенька рыдает,
Люд колбасы поедает.
Дева Мать зовет детей,
Чтоб очнулись от страстей,
Чтобы мир не вымер,
Сделали бы выбор
В пользу подобренья,
Совести горенья —
У кого жива еще…
Старой церкви хозрасчет
Никого уж не спасет —
Больше в храме нет защиты,
Мертвы старые молитвы.
Сытый пьяный пустобрёх,
Сыплет пареный горох.
Редька хрена ведь не слаще.
Баба с воза глаз таращит
На пожарище в миру,
Чумовая на пиру
Перекрестится пугливо:
«Чтой-то Пасха несчастлива,
И весна, вишь, не така…
Не таковская… Клюка».
Ох ты,
Ох ты,
Не любви, не кофты,
Чтоб душе согреться.
Кукиш вместо сердца.
Вместо нежности — броня.
Нету дыма без огня.
А огня-то без меня:
Я ли злому не кадила?
Я ль неправды не вкусила
И не гневалась напрасно,
Я ль в обмане не погрязла?
Не в себе, в других в расплату
Не искала ль виноватых?
Не оправдывала ль зла,
Чьих-то слез не пролила ль?
Честною всегда была ли?
Всё ль простила, что смогла я?
Вместо покаянных слез
И любви, что дал Христос,
Вновь не я ль в свечной ночи
Прославляла куличи?
Вместо обновленья знаний
И духовного дерзанья —
Праздновала столованье…
В яйцах, пасхах, сердцу милых,
Христианство и загнило:
Услаждаем естество ,
Убивая божество
В наших душах нездоровых…
Дым и чад на наши кровы!
Слышь ли,
Вишь ли,
Были все да вышли.
Прожигали жизнь-конфетку,
Лишь осталась этикетка.
Бим-бом, дым-дом,
Загорелось за углом.
А мамона — управдом.
И не хаты ведь горят,
А бессмысленность затрат
Обывательского рвенья
И ничтожность устремлений…
Накопить всего побольше…
И вздохнуть устало «боже»,
Выпив чарку, выпив две
Да заснуть на теплом дне.
Ждем-пождем вернуться в русло.
Чтоб опять душа загрузла
В безмятежности спанья,
В изощренности вранья?
Мир без нас ушел вперед.
Пусть Природа отдохнет.
Ну а мы пойдем пешком,
Каждый с пребольшим мешком —
Соберем ближайший мусор
В покаянье безыскусном —
Хоть какая-то от нас
Миру польза пролилась.
Только… что-то изменилось.
Что-то навсегда случилось.
Будущее отделилось.
20.04(2+2).2020
Адское,
зачумленное дымом
радиации
время-бремя-
светопредставление…
Матенька Божия Непромедления!
Злу Неподвластная —
горящим торфяникам-могилам
братским
чернобыльского выкормыша…
Солнышко наше, выглянувшее
из-за монолита высотки,
этой серой вкривь-вкось каменной
удушающей косоворотки,
от неба заборной
антисоборной…
Матенька, помоги!
Болят легкие не мои,
всей зачумленной земли,
О приди Ты! —
выедает-выгрызает дым
глаза не мне,
а через мою страну
каждому
распахнуто-любящему
вдвойне,
и младенчику,
от возмущения говорящему,
и немощному пенсионерику
насмерть дрожащему…
17.04.2020,
Задымленный Киев
о. Иоанну
Одинокий контрактник
без права на жительство
на украденной родине.
Не снимающий ватник —
по размеру подогнан
отечеством проданным.
Униформное платье…
в фээсбешном досье
навсегда ошельмованный…
Лыбит морду каратель:
всё с отцами церковными
подсогласовано.
«У закрытой калитки»,
«отпустите, мне больно!»
за решеткою в городе…
Перехожий калика —
из тюрьмы на погост,
и с погоста да — в голуби
Дух стяжать Всеблагой…
Александровский сад —
в сердце вечная ссадина…
Невозвратно-живой…
«Город сад не построишь
из детского садика».
И не в счет по контракту
оплаканный свет
над родимой сторонкою.
Над последнею правдою
похлопотать —
над бумажной иконкою
своих ближних, намоленных —
в агнчьих трудах
на пути христоверчества…
Светоч всех обездоленных,
больший чем мир —
сам Собор Всеотечества.
утраченным ликом… лица,
оскверненной невинностью,
юродивым криком истца
противоборствую вирусам,
уничтожающим целые миры,
сводящим на пшик вселенные…
во всеобщем хаосе — прорыв:
ходы доброты мгновенные
вне ее на себя не смотрю
без нее б тут же грех настиг
не сплю, глаза тру и тру,
нащупывая путь нежности
говорю вслух через раз,
через два сходу действую,
раз и навсегда без прикрас
не рабо-, а радо-лепствую
игры висельников греха,
марионеточной резвости
сметаю как в половодье река,
пропадая в любви без вести.
никто никого не ждет?
но всех ищет богоотченька…
религиозность никому не идет
и безверие — не очень-то
доброверие — ген души —
тысячелетьями проверенный,
человеколюбие — истинный режим —
произрастает в нем деревом
отращиваю как волосы тоску
по человеку сердечному,
только вместе все, волосок к волоску,
войдем в новосвет вечности
одиночества пустыня жжет? —
в ней голод… по бескорыстию,
неистового торнадо жор —
это отчаянье рыскает
геенна огненная не где-то там,
а в ежечасном выборе
в пользу доброго… доброта —
дыхание бога… выдали
с рожденья сердце не зла,
а вечного подобрения…
в нем гениальность — благ
истинных каждого гения
В.С.
Сердце отзывчиво вынуло лепестки.
Расцвела душа, чутким светом водима.
Грани теней стали сурово резки.
Плечи расправила, выровняла Валентина.
Мирность — точка опоры мечте живой.
Сообразовывать с ней намерений, чувств мотивы —
Это делу помощи отдаваться с лихвой.
Верным тоном созвучна добру Валентина.
Неприятность, как всплеск сожаленья, за дымом ушла.
Пустые желанья душе- и богопротивны.
Хрустит под ногами речей каменеющий шлак.
Молчаливо-жемчужно свободно вздохнет Валентина.
Жива моя ласточка! Прорвалась подруга к весне
Из старых сугробных шуб — смысл ухватила:
Не ждет, не позволяет в судьбах коснеть,
Омывается чистой радостью Валентина,
Незамутненной от выставленных счетов,
Неизбывной в тотальной свалке рутины…
Уже одним взглядом поддержит смысл как таков
Трепыхания на земле любимая моя Валентина.
настя… девушка колосок…
путь взаимолюдской новизны
он донельзя прост, но высок
прорастающей истиной в сны
разбивает сытый зевок,
упрощает сложность дилемм
до ответного чувства – глоток
свежей мысли целительных тем
человечество жмется к груди
добровестия, к свету меж туч…
неедящий мир всеедин,
никого не убивший – живуч
тонкой девушки стойкость мечты
всебессмертия всеестества…
между слов, как меж строчек прочти,
что одна лишь любовь и права
только в братском всплеске тепла
жизнь объемна, незряшна как свет…
настя – это возможность крыла,
огонек несмолкаемых лет…
Страница 2 из 2