Золотом надежды в небе солнце встало,
Громче, громче, громче сердце застучит,
И подхватит ветер то, о чем мечтала, —
Чабрецом душистым до любви домчит.
Осень растеряла золотые свечи,
От коня подковы — на небе горят.
Ты любовью очи засвети под вечер.
Полем, полем, полем, полем наугад.
Где ты, где ты, где ты, где ты, конь мой быстрый?
И в каких ты скачешь чабрецовых снах?
Ты любовь в ладонях нежишь шелковисто.
Ты любовью вложишь солнышко в уста.
Где-то же на свете есть глаза такие,
Те одни, что в поле счастье разглядят:
И уста девичьи, и родное имя.
Полем, полем, полем, полем наугад.
Проходит всё, осталась лета горстка,
И сквозь туманную седую муть
На смерть достойно, скорбно и так просто,
Как пленные, подсолнухи идут.
Идут… За братом брат… уже без грусти…
Под эшафотный, под осенний марш.
Им рубит головы палач безусый,
Которому и десяти не дашь.
---------------------------------------
Смотрю на эту страшную игру.
И, возвращаясь в дом, как с поля «боя»,
Подсолнуха головку заберу,
Как Маргарита голову Ла Моля.
Где это было: в снах иль на Гавайях?
Откуда эти милые виденья?
Всё снится, будто ялик наш качает,
Как ласка — колыбель, воды волненье.
Заката солнце розой перезрело,
И будят сонмы сонных пальм пассаты.
К твоей груди широкой, загорелой
Бутонов ароматных льнут гирлянды.
Роскошно, тихо томный вечер гаснет,
Вздыхает моря теплого безбрежье,
Лишь сердце, сердце выбивает страстно,
Словно тамтам с хмельного побережья.
Где это было: в снах иль на Гавайях?
Кто эти грезы терпкие прогонит?
И до сих пор меня воспламеняет
Огонь неведомой земли нагих агоний…
Слезу последнюю, живую август стер,
Надежды в теплые края подались…
Как год назад, выходит на костер
Искусства охра — осень молодая.
Она камыш туманом усыпит
И птиц благословит на ветер странствий,
И, как беретом, облаком сырым
Головку ренуаровскую скрасит.
Она под палех разрисует лист,
Тот лишь вздохнет — ведь так и надо… Некий
Известный вечер-импрессионист
Мазки густые покладет на небо.
Она уже идет… За ней плывя,
Дожди стекают вереницей длинной…
Прекрасная натурщица земля
Позировать ей будет терпеливо.
И золотые кисточки лучей
В прозрачных лужах солнце ополощет,
И ветры с дикой страстью палачей
Оторопевшую разденут рощу.
И осень снимет желтые холсты,
И вновь, как год назад, на голых стенах
Не выдержат сей критики зимы
Ее прозрачно-нежные пастели…
О люди, с высоты своих страданий
Я наблюдаю ваш безумный мир:
Пустоты глаз, бессмысленность блужданий
По лабиринту ваших черных дыр.
Неровня вам, да и не крикну: «Salve!»
Слезами я не захлебнусь в мольбе.
И режущая боль во всех суставах —
Три этажа держу я на себе…
Три этажа надежды и неволи,
Три этажа любви и черных вьюг.
Я каменная, но мне тоже больно.
Я не живая, но еще стою.
Закат стекает кровью от корриды,
Свет фонарей зажегся и квартир.
А мимо шествуют всё те же криатиды —
Весенне-юные и старые как мир.
И каждая свой взгляд, дождем омытый,
Пытается послать во глубь небес…
Так надо, что у каждой криатиды
Свой непонятный, свой тяжелый крест.
От непосильной ноши и от жажды,
От боли, от обиды и тоски
Их красота рассыплется однажды,
Каркас ощерит острые клыки…
Есть Геростраты на земле и Канты.
Но где атланты? Вымерли атланты…