Книга — как избранная птица — ждет отклика, трепеща страницами под рукой читателя: опытного или начинающего читателя-почитателя. А особенно — поэтическая книга…

Читаю поэтическую «Ошибку зрения» Александра Наумца и вижу очень много потрясающих стихов и строк… Но строк больше… В стихотворениях, нет да нет, и выплывет неоправданное (на мой взгляд) сравнение или «случайный» образ, который понижает (унижает) высоту полета стиха в сознании читающего… Почему полета? Каждое стихотворение автора — это его личный полет в молчанье, которое есть «идущее будущее, как музыка, шепот и речь»… И, как правило, каждый полет становится и для автора, и для нас, читателей, очистительным путешествием в залежи собственной души.

Поэтическое мастерство Александра Наумца бережет читателя от выспренних холодных «высоких» истин, ограждает и от сиюминутного площадного менторства. Поэтому лучшие мысли автора, его находки и озарения близки и понятны, и насущны для жаждущих красоты, нежности и потаенной правды. В слабых же стихах (слабых, верно, не от небрежности или неумения писать, а от боли туго скрученных и насмерть переплетенных образов, от их концентрации что ли, от накладок смыслов) — к сожалению, так и не понятой остается задумка поэта.

А там где простота, и где она не грешит пестротой и детализацией — ощущается такая подвижность мысли и так много воздуха, поэтому, наверно, таким стихом не надышишься, как хорош! —

Я в окошках бликов —
сломан, сплющен —
воскресаю!
Знаком перевернутым —
Я буду —
восклицаю!

Таковы же — шикарное «Одиночество», таящее на глазах стихотворение «Первый снег», китайской тушью оставленное на шелке «…На вчерашнем рисунке — след резинки — туман» и др.

Последние упомянутые мной стихи коротки и лаконичны. Нет, не в пику длинным стихам автора я выделила их, но с пожеланием — не удлинять текстовое тело стиха… Эта длиннота некоторых стихов сказывается при прочтении в остановке перевести дух и в обнаружении-удивлении, что ты уже словно вступил в другой текст. Словно автор сам устал выдерживать накал и передохнул, думая о другом.

И еще, судя уже только по заводской трубе, изображенной на форшмутце первого раздела книги, и по поэтическому словарю поэта вообще, понимаешь, что автор из «технарей», и машинерия захватила его сознание — диктует образы, врывается, там где ее не просят, держит своей железной хваткой.

Саша, милый! С Вашей-то гигантской ранимостью и нежностью, архичувствительностью и благородной высотой мысли! Да гоните Вы из своих стихов этого стального пегаса-монстра… Поменьше «бензиновости», «асфальто-бетонности», «диванов-самосвалов», «самолета альта», «ветра шумит пылесос», «кильватеров», «фузеев» и «беременных водою котлованов», которые душу не греют!

Побольше «заснеженных плеч»; деревьев, что «выдыхают высь», «крошева льдистых звезд» и ног, у которых «зеленела кустами весна»!

Верю, что следующая книга будет просто замечательной. И очень жду ее.

27.09.2004