Хомяку самой природой положено больше молчать да меньше жевать: его щеки, как маленькие амбары, сберегают зерно во время переноски его с места на место. Надежные, всегда под рукой — ни одна золотая капля пшеницы или ячменя не пропадет… Да не всяк хомяк разумеет счастье свое. А иной и богоборствовать начинает, справедливость искать в жизни своей однообразной и неустроенной… И, бывает, так устанет наш правдолюбец от борьбы этой нескончаемой, что потеряет всякий интерес к жизни, опостылят ему и Главный Амбар, и братия, и даже хлеб насущный…

Такая судьба постигла и нашего Хомяка, с малых ногтей жившего при стенах Главного Амбара, поскольку был он сирота… Сначала ему доверяли только мелкую работу: хвостом пыль пшеничную заметать да Большой амбарный ключ к праздникам плевелами начищать, чтоб сиял… И поскольку рот Хомяка в те годы был не занят, развил он в себе страсть к разглагольствованию: вроде вреда мало, думали взрослые, говорит ведь только — бед не делает, да и веселее с ним остальным молчать.

Но пришел срок и посвятили молодого отрока в хранители зерна, это чтоб он к общему делу приобщился и, так сказать, свое предназначение в жизни исполнил… Но первая же порция зерна так мешала и свербила щеки Хомяку, что он тут же ее выплюнул — так хотелось ему говорить, а тут нужно молчать часами…

Смутилась братия знаку нехорошему, но надежды на молодого хранителя не теряла… Но Хомяк чем дальше, тем хуже. Роптать стал, стал требовать устав изменить, дескать, исключение для своего умного языка испросить. Но Настоятель нивкакую… Озлобился Хомяк, стал высмеивать грузные щеки братьев, непристойные стишки сочинять. Братья начали его сторониться, открещиваться. А Хомяк совсем с ума сошел, подумал, что всё зло на земле от хлеба, так как это его хранить и носить нужно с поля да в закрома. И решил он поджечь Главный Амбар. Да на беду свою чуть сам не сгорел. Горящая балка оглушила Хомяка и лишила речи… Впервые он не мог говорить… Дивно стало Хомяку… Многое открылось ему, стал он больше прислушиваться да присматриваться к жизни братии. Стал замечать, как иной из хранителей идет-несет зерно аж светится, а другой так и норовит поскорее ношу свою на другого переложить. Понимал по мимолетному выражению чьего-нибудь лица, как ропщет в душе брат на долю свою, но скрывает, боится прогневить… Узнал еще и много других неприглядных сторон жизни Амбара… Но не отчаялся. Решил по свету пойти, мир посмотреть. Попросил на дорожку у братьев горстку зерна, положил ее за щеку и пошел с Богом…

Странствовал долго, бедствовал горько, многому научился Хомяк, но с горсткой пшеницы, которой благословил его на путь Настоятель, никогда не расставался, хранил как самое большое сокровище… Только иногда подкармливал ею нищих и убогих — и вот чудо! — она не кончалась; или в бесхлебные годы засевал ею поля и тем спас не один народ.

И как-то привели Хомяка ноги в его бывшую обитель родную. Подошел он, седой молчаливый старик, к Главному Амбару. Вышла братия его встречать, не узнают. Слава о нем — Хомяке-молчальнике — по всей земле пошла…

Поклонился монахам Хомяк-молчальник, открыл рот, чтоб вернуть сохраненную горстку пшеницы, а оттуда чистые россыпи алмазов посыпались…

Вслушайся в свое сердце, умолкни-всмотрись, может твое сокровище совсем близко?