Семечко грушевое улыбнулось,
Проснулось, огненной каплей зажглось,
Волной хрустящей плоти́ потянулось
И смыслом цветенья всего налило́сь…
Падают будто замертво, от тоски,
Потрясенные манящею красотою,
Восторженные майские жуки,
Летучие рыцари-герои! —
Камнем бросаясь в бездну цветов,
С акаций, лип до самой земли измерив
Нависшую благодать облаков
И малой тычинки веру…
Я Вам дарю последние цветы.
Прощание? Пусть будет оно светлым…
Не сломанной в надрыве голой веткой,
Не жалким продолжением мечты.
Вокруг ириса в девять лепестков
Вьет резеда душистые измены…
Пускай не стынут вздрогнувшие вены,
И не торопят легкие глотков…
Мужчины под усами
прячут чувства…
чуть вздрагивающих,
спонтанных губ…
траву расчешу руками —
она передаст им пламя
и гибкость, и честность свою…
всё это — тебе подарю…
северным летом запахло,
свежестью жгучих ветров,
бренностью зыбких и затхлых
заиндевевших оков…
надвое всё распадется,
холодом тень обнажив:
корни слепящего солнца,
ветви распаханных жил…
дождь уходит от солнца
к подземным огням,
от любви до любви
по истлевшим проходам,
океаны покинув,
пустыни догнав…
и лови – не лови:
дождь идет…дождь уходит…
Вспыхивают в небе одуванчики —
И пушатся, и летят, и гаснут…
В жизнях бесконечных и заманчивых,
В судьбах ежечасных…
Так тяжело рождается луна
В трех днях бессонных.
В трех водах — желта, голуба
И вот — зелёна…
В трех землях…
Все их обойти
С огнем да кремнем,
Чтоб серпик истины найти
На небе древнем…
Деревья листьями забыты.
Торопят почками цветы…
А крыши синевой умыты,
Как отраженные мосты
Весны, лежат и черепицей,
Как пестрым солнечным зерном,
Встречают птиц, и манят птицы
И нас летать своим крылом…
Считая родинки у мамы на груди,
Как руны звезд рассыпанных в пустыне,
Ты молока туманные пруды
Искал как имя…
Кто ты и что ты в мир принес…
Иль свет своей звезды приблизил…
Иль сквозь тебя сто тысяч звезд
Сверкнули книзу…
Умирала на руках ворона
И безмолвно говорила мне:
«Нет такого на земле закона,
Что с рожденья кто-то предан тьме…
Вовсе мы не черные и злые…
Фиолета синего атлас…
Это по привычке наслоили
Люди осуждение на нас…
Нас никто, нигде не привечает.
Наше “кар-р” — о каре говорит…
Да, мы часто вестники печали…
Очищать от падали — наш быт…»
Говорила… А по ней живились
Серою толпою блохи всласть…
Черные жемчужины светились,
Собирая слезы вокруг глаз…
Клюв могучий лишь наполовину
Древностью покрылся и золой…
Умирала синяя богиня
И была такою молодой…
Да, не все черно́, что чёрно с виду…
И не так наивна белизна…
Кажется, что серость безобидна —
Да полкрови выпила она…
За окном белым-бело…
За душой черным-черно —
Для страданий вспахана земля…
И не раз еще потом
Соберешь «плоды», с трудом
Обрабатывая горькие поля:
Еще долго сорняки
Будут, будут пустяки
Пустоцветов. Это тоже ты.
Пока солнце и висок
Не испепелят в песок…
И до хлеба вызреют мечты.
Прохладу воздуха иль духа
Вберут уставшие глаза
Оттуда — из дождя и пуха,
Где и рукой не указать…
Плывут живительные струи,
Всё наносное унося,
Глубинной высотой воркуя,
Заветной манной морося…
Нищий спит в обнимку с небом
На скамейке, в старых кедах.
Брючин сползших облака…
Он счастливый… Отдыхает…
В грязном кулаке сжимает
Безыскусность пятака…
Пахнут руки черносливом —
В сердце слива расцвела.
Черноземом пахнут нивы —
Золотится рог вола…
Пахнут свежие чернила —
Груди молоком тесны́…
Вот перо, что уронила
Птица первая весны…
Как поет в эти дни душа…
Дирижируют руки воздушно…
Ну а сердце — умелец Левша —
Все кует и зовет радушно
Эту легкость стрекозьих крыл
И подкованных ноток и капель…
Кто огонь в себе отворил —
Тот меча вознесшийся факел…
Когда на небе вырастет трава
И будет по чему ходить и бегать,
Взмахнут не руки — крыльев рукава,
А грудь отдаст бутон сердечной неги…
Земля разверзлась волнами песка,
Нависли вырванные глыбы глины.
Померкло небо, серая тоска
Ложилась, липла, превращалась в льдины.
И в котловане взломанных пластов
Лежал кувшин восточный, и сапфиром
Светилось дно его — осколок снов
Про золотое царствованье мира…
На этой неживой уже земле
Ютился маленький комочек леса,
И за него держались люди… Тлел
Восток… Комета кинула завесу
Глухого ожидания… Всяк ждал
Пришествия второго и причастья…
И языки одной понятной властью
Людей соединяли навсегда.
Давай мы станем одним целым?
Съедим по долям апельсин!..
Но ты оставил ноту си,
Как дольку страха, неумело
Деля…
Ломая то и дело
Всю стройность половин с оси…
Ее возьму…
Чтоб цельным, ценным
Войти в октаву высших сил…
молчи…
и сохранишь жемчужины зубов…
молчи и мыслью… и устами…
слабеют желуди дубов
и от разбойничьего свиста…
и от ямы
чревоугодия — по воле
свиньи, что роет…
Не спится…
Рядом мышь не спит —
Грызет науку жизни вечной…
Не спит сверчок, мой друг запечный,
Смычком выпиливая сны…
Часы колеблются в весах,
Ища опору равновесья…
И набирается роса
Божественным прозрачным весом…
Тонкая воронушка…
Ей немного лет.
Еще сини перышки.
Еще слабый след.
Века три — не шутка ли —
Набивать свой клюв,
Каждою минуткою
Каркая «люблю»…
Закрою ракушку, покуда
Все камни мысль не перетрет
И внутренней волной зальет
Песок — слезами перламутра…
Придет открытию черед…
А руки тянутся к муке́,
К живому тесту жизни доброй.
Спина встает упругой коброй
И снова ходишь налегке.
В переполненьи огневом,
В сердечном учащаясь стуке…
Что и дитя идет на руки,
Беря для роста своего…
Если чуть огня добавить
В синюю звезду —
Фиолетовою станет
Прямо на лету…
Побеждая измеренья
Всех семи небес…
И летит уж без паденья
Дню наперевес.
Опускаюсь в колодцы
Затопленных легких своих…
Вздох вчерашний всплывет,
Разойдется кругами горчица…
Это тяжесть тоски,
Это сердце в набат постучится.
Не слезами, следами
В затопленных легких
затоптанный стих…
Это рыбы кричат…
Поперхнулась открытость песчинкой…
Говорю ли, молчу —
Всё пускаю в ажур пузыри…
Измеряют колодцы
Зажженные светом зари
Звезды, грозы, глаза — что как спичкой
Надежды соломинкой
чи́ркнув…
В твоих закатах еще столько крови
И так немного для ночей тепла…
Знать, горизонта полная корона
Для равновесия пока что тяжела…
Копи́ — вокруг охватывая дали,
Не разрывая ни на миг колец,
Висками стиснув все свои печали,
Высоким лбом наследуя венец…
пахнет елкою стоящей
в серебре игрушек спящих
под гирляндою цепей
и желания ценней
в вызревших до блеска шишках,
ставших золотом коврижках
под дождливою волной
с непролитою водой
и верхушкою разверстой —
указует звездным перстом
В доме
темечко живет,
света семечко
жует.
Носит шляпу,
носит зонт,
расширяет
горизонт.
Встанет
столбиком луча,
дверь откроет
без ключа.
Изнутри
глядит на мир,
зажигает
фонари.
Запускает
подышать
в облака
воздушный шар.
И растит
цветок цветков
аж в тысячу
лепестков…
даже если от меня останется
одна клетка боли —
всё равно буду пульсировать
усилием
проросшей улыбки…
«Любовь не ищет своего»…
В порывах слов и экзальтаций…
В разнузданности чувств, оваций
Признаний — менее всего.
Она по крохам, по лучам
Связует, штопает, латает
И никогда не облагает
Ответа данью — получать…
Былая роза в кактусе видна…
С размахом страсти и боренья…
Так ими исколоть себя до дна
И распустить цветок смиренья…
твоя рука,
зажав вместо букета
пульс сердца,
обагряющий печаль,
протянет
оголенный пурпур света
в пяти белеющих лучах…
Так разойдется радуга по небу,
Что красный яро припадет к земле,
А спелый отголосок фиолета
Потянется к звезде…
И в этой широте небостоянья,
Где каждой краске — множится межа —
Раскрой себя как радугу познанья,
Щит радости держа…
(Настеньке)
Спи, мой носик, спи, сопливый,
Мягко положу
И твой сон, такой ранимый,
Здесь посторожу…
Ты сейчас по звездам ходишь,
На цветок с цветка…
За собой по небу носишь
Крылья мотылька.
ТАМ давно живет в Грядущем
Маленький народ…
Нам же ЗДЕСЬ встречать идущий
Старый новый год…
Вместо елки новогодней
Будет нам сосна,
Вместо лютой непогоды
Ранняя весна.
Вместо блесток и подарков,
Пряников резных
Засияет чудо-арка
Перехода в сны.
Где одною чередою
Из ночи и дня
Разовьется пред тобою
Свиток бытия.
Ты врастешь в него отныне
И из века в век…
Спи, мой носик, спи, счастливый
Новый Человек!
ты не один творишь… ты весь
под взмахи ангелов и эльфов,
под стоголосый ветер эха
приносишь радостную весть…
ты слушаешь, свой слух вложив
в большое ухо мирозданья…
и что б ты отдал? — без даянья
великой мировой души…
Разбудит ночью глубь миров,
Внахлест пришедшая волнами.
И пена из обрывков знанья
Жемчужин обольет покров.
В шлифовке волн, светоигры,
На исперченном снеге пудры,
Проснешься заново под утро —
Как веки раковин открыв…
Выпали из сердца рубины —
Это мною вы так любимы,
Огненною дробью рябины
Так горьки́…
И на пепле осени — снеге —
Из цветов-снежинок побеги
Оживут весною под негой
Запахов стольких.
Мой огонь плодами дозреет,
Упадет к ногам.
На листву прольется, затлеет
По стволу, рукам…
Выжигая горечь утраты…
Льют мои рубины караты
Радости, как гроздь винограда
Спелого вам…
В твоих прожилках голубых —
прожилки неба,
и солнца кровь
течет любить,
бежит по свету.
В ее сияющих мостах
растешь стихами,
в соединяющих устах —
Твое дыханье…
Перед Новым Годом, Рождеством
Вечный дед и с вечно юной внучкой
Собирают по земле кругом
Груды жемчугов-камней летучих.
Все эти несметные дары
Выбросили люди, променяли…
Кто-то не заметил, кто зарыл
(не поверил!), а с кого-то сняли…
Капли звезд, подвески доброты,
Нити устремления и бусы…
Кто-то по ошибке обронил.
Кто-то по неопытности струсил…
Дед Мороз, Снегурочка спешат
До снегов, что всё вот-вот завалят.
А цветы бессмертия лежат,
Те, что нам опять в канун подарят…
Помню, когда-то в детстве
из кусочков медной проволоки
мы плели браслеты и перстни,
и носили,
и дарили друг другу
с достоинством королей…
Мы понимали условность мира.
И в жалких отблесках безделушек
видели свет настоящих сокровищ…
Так вечно играют дети —
из ничего создавая что-то,
что наполнит радостью высшей…
Не смотреть ли теперь и нам
на наши алмазы и камни,
как на отблеск,
всего лишь отблеск
неподкупного солнца детей…
Оттачивая мастерство,
Острее видится, поется.
Всё, что и мимо слов прольется,
Всё — естество!
Накапливая простоту,
Просторней дышится и спится.
Что и не ввяжется на спицу,
Всё — в красоту!..
Надо было каждому листу
Сжечь свою багряницу и охру,
Каждому воздушному мосту
Опуститься по ступеням мокрым.
Всё здесь потерять, оттрепетав
Самыми богатыми шелками,
Чтоб, как хлеб насущный, снег впитать
Голыми и черными губами…
— О что вы делаете в землях русских,
У горькой зелени несбыточной Невы?
— Мы охраняем здесь изящные искусства,
И нам наследуют бесчисленные львы.
Вот эти груди сгущенным молозивом
Вскормили не один бессмертный ум.
А крылья, даже в сильные морозы,
Подняли ввысь идею не одну.
Нам снятся, за гранитными глазами,
Тщета песков и вечность пирамид,
И как некошеными зрелыми снегами
Восходит здесь и блещет новый мир…
Долетают
Отставшие капли от туч,
Домерзают снежинки сквозь холод,
Добирается еле светящийся луч —
Это вести живые доходят.
Нам лишь
Голову стоит повыше поднять,
К выси пристальней присмотреться.
Лист опавший с голодной земли подобрать,
Ощущенье — с дрожащего сердца.
Любовь святую превратили в рабство —
Зависимость друг в друге возведя
В культ счастья… Этой слабостью гордясь,
Ценя свое бахвальство…
Любовь свободна! Неожиданна как радость!
Не просит, не довлеет, не берет.
Любить — когда тебя никто не ждет,
И одиночество не в тягость…
Родинка моя
Конопатая!
Ты моя земля
Тридевятая.
Ты моя извечна
Излучина…
Ты моя родня
Наилучшая.
Божья ты коровка
Усатая…
Ты моя душа
Тридесятая…
Та женщина,
Что поднялась с колен
И с мужеством встречает испытанья,
Зари вечерней дожигает тлен,
А утренней — печалью расцветает.
И искуплений будущих купель
От края тьмы до просветленья края,
И кровь рождений, и любви капель
По капельке
До счастья пробирают…
Упавшей огненной гардиной
Закат в окне…
О как светло быть нелюдимой —
Быть наравне
Со всем живым… Не различая
Зверей и птиц,
Лишь по доверию встречая —
Без морд и лиц…
Как человечно… проникая
Под панцирь, шерсть…
И в этом целостность такая
И легкость есть…
Жить с гениальностью повесы,
Когда — дано…
И только солнцем занавесив
Свое окно…