***
Когда я потеряю
последнюю косицу,
Ты мне купишь купальную шапочку
Или монашеский плат —
им покрою
То последнее,
на чем держалась
моя гордость…

***
Теряю…
У меня осень внезапных
и горьких плодов,
Хотя я
люблю перемены…
С удивлением
но и без жалости
Постригаюсь
на новые в жизни
ступени…

***
Вот и я одуванчик…
Остались
одни лишь
глаза
После бури…
В них — вся сила…
На том и стоим…

Джазируя губами,
                   слоняется мотивчик,
        толкается меж нот,
                  жонглируя словами…

Слезы… слезы…
Они всегда наготове
                  вылить целую луну,
                      целое
                           озеро Офелии,
                      море,
                        поднявшееся горой
                                            Морией,
                     и одну,
Всего одну
Капельку
          просветления…

***
Твои Гефсиманские яблоки
Глядят на меня
благосклонно…
А помнишь,
когда-то в детстве,
Ты мне позволял их
красть…

***
Надаю тебе
              охапки слов и визгов!
А ты возьмешь меня
                         в охапку,
Двумя ладонями урезонивая
И молчанием
Всей Азии
           рассказывая о Мистике…

***
Ты был таким красивым,
Вчера, когда гитара
Тебя вела за руку —
Вослед белел рукав…
Мой трудный…
Мой фатальный…
Но с гноминкой в губах!

И не был ты артистом…
Ни юным, не шикарным,
Но несомненно первым!
А первая — печаль…
Мой верный…
Мой не парный
С гитарою плеча…

Я ухвачу тебя за сон.
Проснусь и буду звать, покуда
Меня не одолеет утро,
Твой образ будет сотрясен…

Я наберу тебя в строке
Полуэпическим петитом.
Но поэтический твой титуль
Растает в этом сквозняке…

Я затяну тебя средь нот
Под заикание форшлага,
Но ты всегда на долю шага
Вперед…

Чужие тайны…
Вас боюсь…
Чужие дамы…
Не решусь
Распутать
Все ваши капризы,
Репризы повторений
И обид,
И бриза
Разбивающейся быт
Под вашими страстями-
каблуками —
Я вон сама пойду,
Пока на дверь не указали…

Мой друг!
Я никогда
Тебя не потеряю.
Ты сердца стук.
Я пауза вмещения
Разлук,
Общения
Из Ирреалья…
Давно я
Не бралась за письмена.
И вот пишу,
Как вижусь в первый раз —
Из глаз
Бегут доверчивые нимфы,
Дурацкая улыбка
На устах —
Всем им бы
У тебя найти
Пристанище…
Ты там еще?
Устал? —
От разовых обедов,
От начальников
И от скитания
По свету…
А у нас
Здесь осень
Теплая, раздетая,
Торопит
Спелыми каштанами
По лбу,
Готовит к опаданию
Резьбу
Так безнадежно
Обагрённых
кленов…
Пиши скорей —
Я ждать тебя
                бегу…

1
К вечеру
Спадаю с плеч
И по сумеркам
Хожу глазами
Да раскаяньем сиречь
Причащаюсь
чашей ночи черной
И делюсь луною —
Хлебом черствым,
Но искомым,
         как латыни речь…

2
Зеленых вен свечение под кожей
И незабудок
             вздутые виски
Торопят
         кро́ви
                 нежные тиски,
Испарину
           любви моей стреножат
И вновь стихи
             как обморок
                         близки…

3
Когда не веришь в воскресенье,
Когда весеннее осенним
Пестрит и из последних мук
Друг Образ
Как упреком, вдруг
Твой труд вершит…
Ведь и до праздника недели
Шесть дней друг друга претерпели…

4
На сердца взрыв ложусь —
Оттенки и осколки…
Отливы…
Заливают мне живот,
                     как шар земной…
Сомкнусь —
            о руки и о ноги —
Зародышем…
Закрою дальние руины подо мной…

Так любят дети…
Так тянутся головками в улыбках…
Так метят необхватанно глаза их
Зрачками пойманных открытий —
Наивных и равновеликих…

Под сенью глубины,
В переполохах лона,
В надкусанном гранате рта
Стоит невыплеснутой, сонной
Тишина —
ПРОИСТЕКАЕТ —

Верлибр, как воздушный змей,
Пущу
На самотек…
Где упадет,
Там зацветет
Изысканная рифма
                      Будущего…

«И выйдешь ты к океану с веслом,
И повстречается тебе юноша,
И спросит: — что у тебя в руке…»

                                 (Гомер. Одиссея.)

И дантовы круги,
И кольца Нибелунгов —
Всё жажда точки
К обладанью кру́гом,
К Единству
             радостной тоски…

И вечных перемен
Идея Одиссея,
И из Иосифа колодца,
Дым рассеяв,
С веслом
          поднимешься взамен…

Сердце,
пронзенное зеркальцем
                      с длинной ручкой…
Бедный Нарцисс,
Всё глядишь — о себе,
                        о любимом,
                                 не более —
Даже из раны
             стекающих
                     жалобных брызг
Сверху вниз —
Та же картина
Эстетствует
В зеркале крови…

Целый день с морем…
Иду вдоль его набегающих губ.
Сажусь поодаль
                 на поваленное им дерево…
Похожу парками
                    разбитых его берегов…
Глажу рукой
Закованные в мрамор
                        его очертания…
После моря
Хочется только вина —
И его разбавляю морем.
А ложась спать, —
Не расчесываю
Запутанные им
                волосы…

Ты Моцартом живешь,
Как Моцарт, искрометно
Творишь и радуешься
                      в Росте, в Духе, в Вере…
Вдруг встретишь настоящего маэстро —
Окажется, что ты пока еще Сальери…

Ты хочешь славы,
Как признания таланта?
А не призвания ль ко лжи?..
Но ты не человечеством
Зван в этот мир
                    да и не
Ему вершить
Твое изгнанье,
                 знанье,
                          имя…
Оно вакантно лишь
Из славы
          алой
                пить
                     твоей,
Багря иль губы,
            Или руки
                      в ней…

Я чистый свет возьму,
Не отягченный
Ни страхами, ни ночью, ни тенями,
                                             ни темой…
Не так он прост
И равнодушен, беден,
Нежели мы сами,
                    и наши стены —
Только наши стены.
              И крыши наши…
Я свет возьму,
Рассветом не рассвеченный,
Закатом не захваченный,
                      звездой не встреченный.
И станет он поистине открытием,
Окружностью,
               колечком губ
                         и просто — че́м дохнуть…

Лягу
на твою половину,
А другая —
Цветами хлынет…
Пока там
Сплету венки —
Эта
Звездами зазвенит…
И так
Наперегонки…

А бабочки всё больше —
Будто птицы.
А птицы выше, выше —
Будто Ангелы.
А Ангелы
Богами быть назначены,
Но падают
Людьми…
Себе готовя
Белый кокон
         …саван…

В колыбели папиных ладоней,
В колыбели маминых грудей
Отголосок
Белых Царств бездонных
Тех…
И Млечных Лебедей
Тех…

Лицо луны
А сердце — солнца
Глаза
Их зеленью смирило
Под тяжестью
Они раскосы
От призрачности
Близоруки…

Выскребают душу как зародыш,
От муз отмахиваются
                       как от мух.
А дух — на дух не выносится,
Как снятая голова,
Ими вовсе не носится…

Поэты убывающего века…
И убивающего будто сталь.
Железный. Ферум. Как и сам февраль.
Век Водолея. Богочеловека.

Как виночерпии на празднике чужом
Вычерпываем бред маниакальный.
Нам филологии
Остались изысканья
И философии —
Материя …с душком…

Лица-ясновидцы…
Знают всё про нас:
Час, когда явиться,
Что сказать подчас…

Лица-небылицы…
Не были и нет.
Пьют — им не напиться —
Только о себе…

Но другие — ЛИКИ…
Сразу узнаешь.
Как благие ливни…
Вот и ты как дождь…

Потому и Безысходность —
Что выйти невозможно…
Потому и Глубина —
Что вина
            Вина
                  ВИНА…

Любовь — всегда вновь,
Любовь — на полслове,
На поле
Боли,
Из соли
Снов.
Любовь — только Рост:
Двухстрочья
В поэму,
Слезы
В диадему,
Из праздника в пост
И дальше по кручам…
Оружие — лучшим…
Для избранных —
Роза миров…
ЛЮБОВЬ…

1
Куда хочу,
туда пою…
Но чаще где-то
на краю
света…

2
Дальние миры!
Я обираю
С каждого из вас
Пучки травы
И взамен
Сажаю —
Засыпаю
Семечком
сердечным…

3
Мы пойдем луну выглядывать,
Окаймленную
Синей кармою…
А нашей страннице
Покажется,
Что еще две луны
Катятся…
В зелени и в золоте…

У аистов не крылья,
А одни
Большие
Черно-белые ладони
Надежды
Поднимающей,
Открытой…
Вдруг, из-под ног! —
Всё небо затворив,
Взмывают, —
Между —
(И сгущая синь),
Землей
И высшей точкою зенита…
Как за дыханием
Вторым…

Прикипела к вертикали серебра.
Пела, каялась, редела и рекла,
Собирая по горизонтали
Тело, что протяжной флейтой стало
В устах…
До самого
Креста…

1
Еще звенит молитва бездорожья…
Еще зенит пылает мыслью невозможной…
Я опрозраченными тканями спадаю,
И оголяюсь — будто исчезаю:
Ошибкою за ожиданьем…
Разломами за ложью…

2
Зонтики спускаются с неба —
Наши единственные крыши.
Одуванчики взлетают в пух и прах —
Наши единственные мечты.
Прохромала божья коровка —
Это единственный путь
К Храму…

3
В лоб плюнет паучок
Божественной слюною
И голову мою
С далекою звездою
Соединит
И будет
От нее ко мне
Идти
По воздуху…
И ткань миров
Плести…

4
Под вуалью локонов, ресниц
Прошлых лиц моих же, но изжитых,
Проступаю
Новой жизнью…
Вижу
Молодые сны…

Снилось, как птица садится
На кончики ласковых пальцев.
То, аплодируя крыльями,
Звонко взмывает…
То никнет сердечно на грудь
И молчит о Великом.
Иль ловко склевывает
Червей очернения.
А если песню затянет —
То так высоко и далёко,
Что я иду и иду за той песней —
              днями… ночами…

Белогривое чтиво!
Я почтительно преклоняю колено…
О, какое упрямое счастье читать и читать!
Мчаться дальше и дальше
Незрелым, но вечным студентом
И под ветром Отечества неба
Ступени листать…

Жду шагов пространственных веков…
Жду следов, присыпанных сомнениями времени…
Отзвуков отверженных открытий и наитий…
Не дышу ж жду я
весть из сердца…
               зов из взора…
               стук Оттуда…

Я вырастала из Цветаевской любви единой.
Равнялась в зеркала под шалью Анны.
Я зашивала грудь в корсеты де ла Круз Хуаны.
Я грусть пила у матери Сафо
И горький сон с треножника Сивиллы…

Тыняюсь между мраморных столбов,
Меж львиных лап,
застывших в бронзе, меди.
Везде я вижу крепость мысли стройной.
Сама лишь поминутно спотыкаюсь…

Когда сердце
Становиться целой грудью.
Когда руки
Также свободны как крылья.
Когда боишься умереть от радости,
А от боли вскрикнуть-воскреснуть, —
Вот тогда-то ты и живешь.

Я в простоте как в пустоте робею.
Одна — и тело кажется громоздким,
И слишком громок голос на свирели.
Он понижает тон от фальши косной…

Я многословие размагничу
На магму созвучий нищих,
Пустословие распущу
По пустырю, по ручью.
Из сквернословия
                 серу выпарю —
Сама от огня своего выгорит…
И останутся одни
воздушные шарики —
                      полетим?

У мужчины морщины
Как шрамы —
От сражений бранных,
Устремлений упрямых,
От побед!..

А у женщин — трещины,
В которых всегда
Слезоточит вода —
Омывает все шрамы,
Разрывы — а мира
                  так и нет…

Держись, держись, слезинка, зыбко
На тяжести прозревших век,
Пока мой зоркий бег-побег
Тебя, как золотую рыбку и иже с ней,
Не выплеснет кому-то… кому нужней…

Ты здесь была…
И шпильками вонзала,
Как стрелами
           серебряных высот,
Поющие горошины для флейты…
И золотой песок
                 любви
Бросала
Туда,
     где тени залегли
                        и страхи…
И чтоб
       ни капли избранного не пропало,
Выкручивала мокрую косу
                             как фреску
На интуицию мою,
                Будто цветы на плаху…

Отдам любовь…
Кому — скажи? —
Мне б просто
                полностью разбиться
На Вавилона этажи
И искренностью насладиться.

Кому? — не в тягость —
Мой восторг
И ожиданья
                 узнаваний…
Но я и в Вас читаю торг
Над ценностью моих признаний.

Но кто?
Неужто перестать
Любить без меры,
                     без возврата.
Я верно, очень виновата…
Ведь вот оно — в глазах Христа
                                  опущенных —

Подари мне платье как у ивы,
Чтобы платье плакало и лило
Листья вниз, крылами ниспадало,
Чтобы до земли не доставало
И луною серебрило кров…

Подари мне шарф, какой у тучи,
Длинным дымом и волной летучей
Словно с облаками опахало,
Чтобы я всегда мечту вдыхала
Через грозы чувств и звезды слов…

До глубин обоюдных
Нам ли доаукаться…
Вы хо́лодны до бледности —
А я бледна до смерти…
Подайте на пропитание духа
Немного чуткости.
А то дойдет до нелепости —
Вздохнуть будет негде…

Мне б такого праздничного шелку,
Мне б такого тонкого белья, —
Я тогда бы всех принцесс затмила,
Всю нашу деревню и уезд.

Я жила бы в золотой избе
И вкушала б лучшую похлебку,
И учиться б музыке могла,
Всяким там манерам, танцам, вздохам.

Был бы личный стражник у меня
И слуга по первому же зову:
— Слышь, ты, чай оглох или заснул?
Дама никого не принимают…

Хорошо бы… Но тогда мой милый,
Мой соседушка Иван-гончар,
Не посмел ко мне б, такой блестящей
И великоважной подойти…

Буду ткать свое я полотно,
А Иван — лепить свои кувшины.
Нам к лицу простая наша жизнь
И любовь, которой краше нету.

Гуди, гуди, трескунья-печка,
Шуми ветрами, угол мой,
Хоть воздух здесь не безупречен…
Но хорошо прийти домой!

Подслеповата моя лампа,
Холодный пол и сам продрог,
Вид из окна не так уж ладен…
Но славно стать на свой порог…

Почти что кухни нет, прихожей,
По стенам — фрески хоть пиши.
Горелка никуда не гожа.
Но столько жара для души!

И столько грусти, столько соли,
И вдохновение рекой…
И столько туго-сжатой воли,
И напряжения покой…

Лебедь на небе сплетал узор
И словно облако пронзал простор!
Перья напевно роняя вниз
И разбиваясь вальсом мокрых брызг…

Крылья наивные заломил,
Белыми стрелами волочил.
Шеей свивая цветок-грусть,
Так умирая… Но пусть, пусть! —

Лебедь на небе и на земле,
В золоте огненном и на воде!
Телом предельным и духом окутанный всплыл,
Вздрогнул и взбил, вскинул и взмыл —

Вчерашний вечер необыкновенен.
Он как единый выдох вдохновенья
За кистью, за картонкой и у печки,
Где акварели
Сохнут в один миг.

Пройдя сопротивленье матерьяла
И растворяя сомнение немалое
В той баночке с водой…
С двумя руками правыми
Родился
Мой оторванный язык…

Снег дорог — соль.
Снег полей — сон.

Окон, крыш пух,
Облаков дух.

Снег лесов синь,
Деревень дым.

Гор — веков пыль
И ветров пыл.

Молоко рек…
Это всё снег…

Как пчела
Над пачкою цветка
Трудится,
Выстраивая ножки, —
От носка
До перышек чела,
До прозрачной
Вышколенной кожи,
До нектара танца,
До прыжка
В космос…