Божество не просит поклоненья.
И́наче нет истинности в нем.
И живет-то лишь людским моленьем,
крепнет в расшибаньи медным лбом.
Вырастает на дрожжах в кумиров:
на слезах запуганных рабов
всходит тестом забродивших римов,
хлещет спиртом спившихся москов.
Бог же — лучший друг, ему мы дру́ги,
не рабы, не слуги, не супруги.
Выше братства ничего и нет.
Разве что Ликующий Завет
Матери-Отца с его сынами-
дочерьми, и с умными слонами-
лошадьми, дельфинами… Семьей
общей мы живем — одной Землей.
Сила детской радости сравнима
с Божьей лаской неисповедимой.
В ней — наследство истинной любви.
А в глазах божка — одни рубли,
старых схем и образов заторы.
Ложа брачные, невесты суть христовы
чужды детям Бога Чистоты,
с Богом по-иному мы слиты,
сочетаемы без свадеб-пиршеств —
добросмысл добросердечьем пишет
добротоева́нгелие в нас —
в нас живых без сложностей, прикрас,
в хороводе нас не убелённых
и покойно не упокоённых,
не живущих здесь, но не умерших
светочей, людей и братьев меньших.
И живых землян, и иномирцев —
Ранозаживляющие лица.
Не приметный для жрецов народец —
Из простых христов и богородиц.