Дмитрию Быкову и всем великим безымянным
учителям словесности посвящается

В припухших веках жжет еврейская усталость,
Взлохмачена кудрей седеющая жалость,
И простодушно плеч покатых громадьё.
О добрый мальчик, как беспомощно ты светел.
Отчаянно умен. О, так уже на свете
Не налетают на догадок остриё.

Но ты всегда готов, готов по-пионерски
Подставиться, объять сей ужас фарисейский,
Вместить трагическое мироколотьё,
Мироотмазанье и мироопущенье.
Твои герои дождались-таки отмщенья:
Повержен хам и всё крысиное ворье.

Но кто же знал, что всякий раз придется снова…
Законы кончились, как нету больше слова.
Иль создаешь его, тогда оно твое,
Иль имитируешь, иль хуже — извращаешь
Другими созданное, и, увы, не знаешь,
Как ядовито это «дивное» вранье.

И нет в нем тайны никакой, одни потуги…
Нет красоты. О как скучны эти подруги
С больною томностью, с начитанностью лжи.
О, ложь начитана, утончена, мистична…
А как копнешь поглубже — жестка и практична.
Хоть так, хоть сяк ее исследуй типажи,

Всё пустота одна, ломака, недотрога.
Она питается тобой, творцом, как Богом,
На образ детства, как на удочку поймав —
На образ девочки, Прекрасной незнакомки
(Из них впоследствии выходят экономки!).
Учитель лит-ры — осаждаемый анклав

Повальной манией искусного безумья.
Всё продираешься сквозь сивый бред заумья,
Собачьей чуши артистических невежд.

О нам, писакам, школа бы не помешала,
Чтоб, наконец-то, протрезветь в застое шалом
И больше голым королям не шить одежд.