I
Краснее старого кремля
Росток вибрирует и бьется
В холодных ветках февраля…
Мы тихо вздрагиваем: — Солнце!
Нам жизнь светила не ясна —
Еще только светает в душах…
И зябко кутает весна
Просветы оголенной суши.
А он, заснеженный рубин,
На целый вздох земли — один,
Кует, кует сердцам навстречу
Стук жизни, выросший в тиши,
Как цвет граната у вершин,
Цветочек алый в просторечье…
II
Цветочек алый в просторечье
Всё ищет человек как путь…
И горбятся, спадая, плечи,
Льнут неосознанно на грудь
Поближе к сердцу — там исканий
Твоих лежат цветы, они —
Неопалимые икары,
Неугасимые огни…
И ты почувствуешь однажды,
Как просит ветра змей бумажный,
Запутавшись в твоих руках,
Толкают облака игриво,
И как встает в тебе Ярило
В залитых радугой полях…
III
В залитых радугой полях…
Они б не вызрели без жара,
Соединяя цвет и прах
В огонь катящегося шара.
Соединяя не в ущерб
Ни завершенью, ни началу…
Да может ли расти из жертв
Любовь? Она легка и ала…
Порхнет улыбкой у детей,
Раскроет бабочки идей,
Крыло допишет из предплечья…
Разлука — путь ее шагов…
Ты умираешь для оков…
Ты воскресаешь в новой встрече…
IV
Ты воскресаешь в новой встрече,
Все краски лета отогрев
В настоянной за день и вечер
Лазури с просекой дерев…
С внезапной вспышкою столь белых,
Столь ослепительных берез…
Они как тонкие пробелы
Встают в тебе и вширь, и в рост.
Их выси еле уловимы.
Их соки неостановимы.
Зарубки черные — свежи.
Пусть с головы до ног омоют.
Познай их бремя неземное
И со своей судьбой свяжи…
V
И со своей судьбой свяжи
Живые судьбы мира… Следом
За плугом щедрая лежит
Земля на вывороте неба…
Вот абрикос зацвел — и ты
Пиши тычинкою как шеей,
Макая с головой в цветы
Жужжание воображенья.
Живи всегда, люби везде,
Родись и в птице, и в звезде,
Узнай траву ногой босою.
Понятней станет их язык
И ближе символов родник,
Ручей пророчеств невесомых…
VI
Ручей пророчеств невесомых…
Хоть раз да всяк туда вступил,
Летя с пригорка трав зеленых,
Рожденьем смертность потопив…
Всяк в детстве, на бугор забравшись,
Любил раскручивать себя,
Плашмя лежа, катясь в ромашках
И сладость клевера дробя.
Лишь ахиллесовой пятою
Осталась память — той водою,
Что обожгла в ручье на жизнь.
И каждый след пророчит следом
Идущий шаг и белым цветом
В ногах осыпано дрожит…
VII
В ногах осыпано дрожит
Пух одуванчиковый, спелый —
В прозрачных проблесках души,
В летучих клетках тела-сферы.
В Христовых локонах лозы
Шипы и капли крови сладкой.
На них, в хрусталиках росы,
Изюм преломится украдкой.
Так вот единство трех времен! —
Смарагда, пурпура в одном
Мельчайшем золоте веселом…
И мать-и-мачех желтый пыл,
И сфер белеющую пыль —
Покрыла истина росою…
VIII
Покрыла истина росою, —
Суть каждого цветка собрав —
Корнями солнца занесенной,
Земли ветвями подобрав, —
В поющей капле, в чистой ноте,
Слегка присыпанной пыльцой,
Спиралью воздуха на взлете,
Мгновенно вспыхнувшим кольцом, —
Нисходит, всходит — вниз косою
Вечерней дымкой и спросонок
С утра… Не спит один ковыль —
Гонец степей, пустыней стражник,
Несет, ссыхаясь, вести жажду…
Я вижу золотую пыль…
IX
Я вижу золотую пыль
Искристой дробью сфер звучащих,
Цветных теней живую быль
И горы правды настоящей.
Я вижу купола плодов,
Дозревших мякотью осенней,
И — вместе с тем — шатры цветов,
Покрывших их одновременно…
Пластичность рек, текущих медом
В любое небо, время года,
Туда, где мчит свободы киль…
Натянутые луки воли
Поверх пьянящего раздолья,
Сквозь синеву летящих миль…
X
Сквозь синеву летящих миль,
Сквозь сети крыльев насекомых,
Ажура лопающих сил
Луч пробирается искомый.
Он опыляет как бутон
Мое горячечное темя.
И бренной клетки электрон
Вдруг ощутит себя растеньем,
В одном букете возносясь,
Свой лепесток любви внося
Вверх, по стволу, на изголовье…
В раскрытых шишках сосен смол,
Чуть проступающих, ментол…
Близко подножие безмолвья!
XI
Близко подножие безмолвья…
Густеет воздух в щелях гор,
И охлаждает ветер взморья
Песка растрескиванье пор.
Тельца нефритовых улиток
Проводят первый мокрый след.
Раздулись жабы и открыто
Задумались на целый свет.
И тихий дождь по небу сходит
Святым огнем и беловодьем,
Смывая ил и мумиё…
Канун переполненья чаши! —
Ее краев — живых, бесстрашных…
Молчит сокровище мое…
XII
Молчит сокровище мое,
Играя радугой в ресницах,
Шлейф ароматов издает
И в дикой розе прячет лица.
То многоруко извлечет
Из сердцевины сердца слово…
И всею гаммою течет,
И нужный тон из терций ловит…
То встанет — помешать боится
Пришедшей белочке иль птице,
Что так пространственно поет…
Зов — молока от коз кричащих,
Камней лежалых, говорящих —
По искрам-вспышкам узнает…
XIII
По искрам-вспышкам узнает
В раскрытых книгах откровенья,
Крапивой выросшей ведет
По древним храмовым ступеням.
И на последних… редких… трех
Печать хранителя снимает
Ничтожный мох… великий мох…
И губы в поцелуе тают,
Сок жизней всех испив за миг…
И всеглаголящий язык
От долгого молчанья болью
Благою защемит… И всех
Наречий общий брызнет смех! —
Любовь в любви… Любовь с любовью…
XIV
Любовь в любви… Любовь с любовью… —
Сплошная музыка огня,
Не обжигающего кровью…
Ласкает, радостью обняв.
Вся из катящихся горошин
Живых жемчужин, бирюзы —
Ликующих, простых, хороших —
Из озарения грозы.
А вздыбленные сосен корни
Мчат смело к солнцу точно кони.
Уходит за землей земля.
Плывут эфиры, эмпиреи,
И берег солнца тихо реет
Краснее старого кремля…
XV
Краснее старого кремля
Цветочек алый в просторечье
В залитых радугой полях…
Ты воскресаешь в новой встрече…
И со своей судьбой свяжи
Ручей пророчеств невесомых —
В ногах осыпано дрожит…
Покрыла истина росою…
Я вижу золотую пыль
Сквозь синеву летящих миль —
Близко подножие безмолвья!
Молчит сокровище мое,
По искрам-вспышкам узнает
Любовь в любви… Любовь с любовью…
1997