Почти перегнившие листья,
умытые стаявшим снегом…
своим ореховым блеском
так обостряют взор.
И вижу в трухе их истлевшей
отблеск огней отлетевших.
Кланяюсь им низко —
как будто в поклоне предвидя,
как скоро брызнет оттуда
зелени новый костер…

Не хватит смелости,
то хватит красоты,
чтоб дописать до истинной свободы…
Взывают каждым семечком
сады,
и земли плачут
каждой каплей пота.

Вспаши, взрасти —
пока ты еще жив
и проступают знаки на ладонях.
И каждой вспышкой света
дорожи,
ныряя в ее краешек бездонный…

Тело мое хрупкое, не тай
От огней в груди — благословенных.
Только-только наступает май —
Я хочу испить его мгновений.

Все пряду воздушную кудель,
Чтобы сшить тебе в защиту платье…
Утешает меня добрый Лель:
Золотые — дудочка и лапти…

Ивушка нагнулась помогать,
Тянутся ручьи, цветы в орнамент…
О, как любо Солнце познавать,
Даже если оно жжет и ранит…

Сижу я у развилки двух дорог
И наблюдаю это раздвоенье.
Есть у меня сторожка, пес у ног
И не истоптанных снегов уединенье.

По тем дорогам движутся огни,
Летят машины, люди, дирижабли,
И если бы они только могли,
По двум одновременно бы бежали…

Зайдет на чашку чая редкий гость.
Мы помолчим, затеплятся улыбки, —
И разведем большой огонь, авось
Кто-то заблудится в ночи — найдет калитку.

И может перестанет выбирать,
Искать, делить на «лучше» и на «хуже».
И будет без дорог уже шагать,
Высвечивать в сторожке тела — душу…

Месяц в небе безрогий стоит —
Обломали завистники…
Все равно он блестит и звенит
Драгоценными мыслями.

Он меняется,
Как и всё с ним,
Он рождается заново.
Оттого-то и неуязвим
В миг удара внезапного…

Без мужества — какой же воин?
В бою же первом подведешь.
В руках твоих дрожат иконы,
И страх над сердцем точит нож.

Ты сбросил старый панцирь с тела —
Оздоровилось и оно:
Ручьями неба зазвенело
И утончило полотно.

Теперь пора ковать щит духа
И светоносный строить вал.
Ну, подымайся из разрухи —
Ведь кто не пал, тот не восстал.

— Скажи мне, друг Григорий,
Душа Сковорода,
Куда уходят горы
Сердечного труда?

В какие подземелья
Приходится светить,
Чтоб страхи, суеверья
Отсечь, искоренить?

Сказал мне Гриша Саввин:
— Все эти горы в нас,
Пещеры и дубравы,
Благой и скорбный час.

Мы с ними вырастаем
И углубляем свет.
Для человека, знаю,
Другой дороги нет.

Лежу —
И на небо гляжу.
Гляжу —
И на небе лежу!
По бокам
Совсем по-домашнему
Ныряют вороны
Отважные.
Облака проплывают
Клином
Неторопливо…

А внизу —
Древние как земля
Тараканы
И нудные как тоска
Наркоманы.
Тараканы скребут
По сусекам как мыши —
Им хочется выше.
Наркоманы
Из маковых крох
И головок пустяшных
Строят
Вавилонскую башню.
А небо всё дальше
И дальше…

Смотрю —
И глаза протираю —
Неужто парю? —
Летаю!
В руках —
Книга
И хлеба коврига:
Книга как птица
Развела страницы,
В душу взмахнула —
И я …заснула.

Звенит мое темя
Скрипичным ключом,
Басовый —  продетый в ухо.
И первым во лбу расцветает лучом
Трехлистая лилия духа.

А сзади на шее —
Протяжной струне —
Играть мотылек примостился.
И на перекрестье плеча
Вся в огне
Звезда молодая стучится…

Ты не муж мой,
Ты — мой муз:
Полных взглядов вдохновенья,
Необычных брачных уз
И иных прикосновений —

Тише ядрышка в зерне,
Тоньше шелковых побегов…
Муз и муза — в едине-
нии богочеловека…