Птицы слетались на мое тонкогрудое древо.
Первым — ночною сладостью исходил соловей.
И я поверила, что уже скоро это, уже теперь…
Второй — зазнобила кукушка лесов двухголосая,
Подхлестывая своим роковым повтореньем души претворенье…
Потом стал раскручивать шею небесный лебедь
И поднимать ее выше, крыльями превозмогая слабые ноги свои…
Ласточка лаской коснулась моего изболевшего сердца,
Слезы, как росы, сбирая в гнездо — ни одна не пропала.
Пятым — фламинго, танцуя в расплавленном солнце,
Перья лучей распуская, ловил убежавшие звезды…
И — наконец! — буревестник срывал и расталкивал тучи,
Падал в объятья отца-океана, вздымался на гребне…
Ну а когда эти громы и вихри расчистили небо,
Голубь спустился на голову, тихо качая крылами.
Был он последним, седьмым,
В это самое раннее утро.
Что-то шепнул,
И огромная Птица
Меня на спине унесла —