Мне нравится просто слушать тебя,
Спрашивать о незначительном,
В блаженном молчании душу топя —
В нашей дружбе умопомрачительной,
Еще универской, но вечно младой…
Хоть нет от нее зависимости,
Но это фонд для меня золотой —
Невероятное без очевидности…
И всё же озвучивать незачем мне
Любовь к тебе, верность и радостность,
А что на той, на твоей, стороне —
Мне, уж поверь, и не надо знать:
Ведь чувствую я тебя, как себя,
Дорогой ты мой человечище…
А собирать всех наших ребят,
Согласна, наверное, незачем,
Мы и так друг у друга есть,
Ведь ты мне снишься по-прежнему.
Мы единственные не носящие крест —
Рожденные в эпоху Брежнева.
Мы верим в дружбу всё же сильней,
Чем в Бога и даже в Родину.
Поколение выросших в братстве детей,
Деливших всё честно и поровну.
Мне легко подставляться тебе,
Бесполезной быть, даже не нравиться.
Я всё равно у тебя на Неве
Не последняя раскрасавица…
От слова «кресало»[*]… «Кресалить» — огонь,
Что жар, выбивать, светиться аж
И ощущать из ладони в ладонь
Себя, и друг друга, и Питер наш.
26 окт. 2018
[*] Огниво (с укр. и старославян.).
Кризис
Среднего ума, а не возраста.
Слабая
Сонастроенность дыхания с совестью.
Вторая единственная радость —
Жрать[*] беззаветно.
Как и первая, базовая —
Воскресать только летом.
Постфактум осенью
Умирает истерически,
Бога-хоттабыча за бороду
Хватая периодически.
Прогуливает, болея,
Уроки жизни и экзамены.
С людьми дружить не умеет,
Не хочет — с обезьянами.
Скучная — до колик, а
Ленивая — до оцепенения.
Страшноватая голая.
Одетая — еще более-менее.
Всегда засыпает в маршрутках,
В автомобилях ее укачивает.
Музыку не может слушать —
Тишину перелопачивает.
Инкрустирует слово за’ слово.
Переводя по подстрочнику
Поэтическое, волглое, ласковое,
«Единственное непорочное,
Абсолютно бескорыстное,
Немотивированное и безудержное»…
Давно не поет, по-быстрому
Не живет в конвульсиях судорожных,
Никогда никуда впрочем
Не опаздывая, даже замешкавшись
(Чьи же дороги короче?
Наитиков, сердцем забрезживших.
Дело романтиков-кроликов,
Ушедших в подполье тихое.
Шьет себе палочку с ноликом).
Не водит знакомства с психами,
А с нормальными необычными,
А с нормальными гениальными,
Засердечными, а не закадычными,
С не мерящими себя великанами.
Учится у них уму-разуму,
Разуму разумейному,
Прокладывая срочный азимут
В кущах счастья семейного.
Ходит задравши голову
Как будто с солнцем беседует
(Похоже, и правда). Гордому
Имени не соответствует.
Агент-консультант Шер. Холм.
[*] Один из 5-ти способов приёма пищи:
- Питаться – употреблять только то, что истинно питает организм, то есть видовую, не приносящую вред здоровью и не старящую пищу (есть мало, но по существу). Представители вида: в незначительном количестве в основном грамотные фрукторианцы и праноеды (с последними лично не знаком).
- Есть – собственно есть, ворочать челюстями – не задумываясь, что ты ешь, то есть эмпирически чувствовать, что ты живой, существуешь, поэтому приходится делать это все время (3-х или 5-ти разовое питание), чтобы не бояться заболеть, умереть с голоду – то есть перестать быть. Представители вида: большая часть людей, в основном простых и некоторые интеллигенты, для которых еда – это единственное по-настоящему сильное и доступное развлечение.
- Вкушать – гурманствовать, искать краски жизни и творчества в изысканных блюдах и их приготовлении, доставании редких элитарных или просто качественных продуктов. Представители вида: мастера шеф-повара, искусные домохозяйки, ложные аристократы, генералы от инфантерии – генерал-пехотинцы, достигшие всего в своей жизни самостоятельно и как хобби любящие разнообразную кухню.
- Кушать – употреблять только то, что подадут, инфантильный подход к питанию, младенческое отношение к себе и своему здоровью, а, в целом, к своему истинному предназначению, как правило, не знание его. Представители вида: не повзроcлевшие, морально и ментально, мамины сынки, папины дочки, любимые внуки любимых бабушек, некоторые инвалиды-иждивенцы.
- Жрать – не знать чувства меры и насыщения, отсутствие силы воли в набивании желудка. Представители вида: страстные, ненасытные натуры, перфекционисты, склонные к перееданию, либо к недоеданию – любители диет и голоданий (обратная сторона медали – довести процесс употребления пищи до идеального не-едения, и, как результат, склонные к постоянным срывам и самобичеванию), пионеры-исследователи с обостренной палитрой всех органов чувств, толстые и очень худые деятели искусства, некоторые ученые, дотошные кустари-технари, изобретатели, зануды-ботаники.
1. Пророк третьезаветный
Льву Николаевичу Толстому
Мне незачем бежать в пустыню.
Да вот же, средь людей она,
На мегаполисной трясине
В абсурде слов заключена.
Мигают клипные виденья,
Девизы (платны и тупы).
Пасутся риторы безделья,
Блистательные болтуны.
Глаза их жадно водянисты,
Фигуры — детски заводны.
Они великие артисты
В пустыне страха и вины.
Им лайкают, им рукоплещут,
Их покупают, их клянут.
И всюду — вещи, вещи, вещи…
Их нескончаемый продукт.
И бог их радостен и весел,
Успешен, молод и богат.
Вечно неоновая плесень.
Бацилла вкладов и растрат,
Границы стерла, обезличив
Пустыню-рынок-храм-и-срам.
На трон без правил и приличий
Взошел плоскоэкранный хам.
Да ради Бога, Бог не против
И не был против никогда.
Не люди больше — бутерброды,
И их съедает слепота.
Кому и что скажу, да надо ль?
Третьезаветных нет ушей.
Я больше не бегу из ада
И не спасаю мир уже.
Нет ничего, чтобы осталось…
Пропили и проели всё…
Гигикает нагая шалость
И вдохновением трясет.
Когда «естественность» скрывает
Малокультурность и расчет,
Пророк с нее понты срывает
И молча в лодке уплывает
За грань, где слово не гниет.
2. За гранью
Мой мир не здесь, за гранью. Он — прекрасен.
Слова в нем живы — это же цветы.
Мой мир везде, где я. Он безопасен
Для всех людей, чьи помыслы чисты,
Кто ищет не утех, а утешенья,
Кто от услад бесчисленных устал.
Ушами слышит правду отношений,
Глазами видит истины Христа.
Он здесь, рукой дотронуться сумеешь,
Коль ты свободен от нужды обид…
Одна, одна существенная мелочь
Важна, та, за которую простит-
ся всё, что было ложно в твоей жизни,
что исчерпало силы, до одной;
Заставило сгореть в дороговизне
Пустых желаний, в скорби гробовой.
Всего одна, всего одна крупинка,
Способная миры перевернуть.
Как в тьме кромешной светлая тропинка,
Лишь ступишь, и откроется твой путь.
Простая мелочь, ею пренебрегши,
Стареет человек, не повзрослев
Душой, а телом, вечно заболевшим,
Лишь множит смерть в бесстыдстве осмелев.
Какая же, забытая в начале,
Какая же, оболгана легко,
Поругана, обсмеяна в финале
Учеными мужами целиком,
Не принятая даже к рассмотренью…
Но судьбы человечества решать
Поручено таким вот грамотеям?
Какою же чертою обладать,
Чтоб мир стал для тебя окном свободы,
Слова звучали, правдою звеня?
Так что же так ничтожно для кого-то
И так первостепенно для меня? —
Не есть, не убивать себе подобных
Живых существ и тех же хладнокровных,
Зародышей икринки ли, яйца…
Тогда не будут думать животами,
И пасти станут мирными устами,
И морда навсегда сойдет с лица.
1 ноября 2018
Если бы эти талантливейшие мужчины и женщины
Пеклись бы об умирающих детях не от скуки,
Они бы наверняка вместо того, чтобы меньшее
Зло выбирать и активно протягивать ему руки,
Докопались бы таки до сути причины болезни страшной
И с азартом, по-настоящему спасали бы бедолашных.
Для Севера
И Киев — это юг.
Для одинокого
Забвенье — верный друг,
Чтобы никто, нигде и никогда
Не звал его с собою никуда.
Насмешкою не мучил, не сулил
Того, на что не хватит рук и сил,
И в истинном желании своем
Не брал его доверия внаём,
Потом чтоб откупиться болтовней…
Отбиться вязкой лени пятернёй…
Забвенье одинокому лишь впрок,
Живейший интереснейший урок —
Найти же, наконец, в миры портал,
Куда он в детстве запросто летал.
Мои иголки не колются.
Их давно туман размягчил.
Столько лет я блуждаю
От полюса к полюсу,
Но страх меня не сломил.
Туманный, слизкий, резиновый.
Я пнула его как мяч.
В лесу подматричном, подосиновом
Давно не звучал мой плач.
Нет, ум мой недавно заплакал о
Лош (жь)-лошади — нету ее.
Отнюдь, не от боли утраты, однако
Мы блуждали бок о бок вдвоем
Столько столетий горечных.
Ее всхрапыванье или вздох
Успокаивали меня
По ночам мо́рочным.
А в узелке из ситца в горох
Лежало старое огниво.
Бог-Отец мне его отдал,
Когда на прощанье ласково о́бнял,
Но как пользоваться не сказал.
Огнивом сердца, оказывается,
Самому предстоит овладеть.
И засиял свет Души, показывая,
Чем жить, что любить, что хотеть,
Помогая выйти в лазурность
Высочайших, родных небес.
Как же мир заиграл,
Скинув иго безумства!
Как ожи́л первозданный лес!
Мать Земля приютила вно́вь меня,
Мать Богиня и Мать Матерей.
В моих венах —
Её откровение кровное,
А в артериях — свет для людей…
2018
В боли больше правды,
в радости вранья?
Только если раб ты
видимости дня.
Для чего кручиной
душу насаждать?
Для того, чтоб чинной
старостью блуждать
средь воспоминаний —
сморщенных гробов?
Неужели крайний
смысл — оплакать кров,
где ты был когда-то
счастлив и любим?
Неужель расплата —
смерть мечтам живым?
Выполнил ли норму,
строил ли,
рожал,
и ходил ли в ногу,
от судьбы ль бежал…
В них живешь,
их видишь
замки пустоты.
То, что ненавидишь —
то не знаешь ты
и не докопался
до причин сих бед.
На губах остался
горький вкус побед?
Горький вкус у лживых
достижений, дел,
наспех, плохо сшитых
объяснений…
С тем
и живешь…
На бреднях
строишь жизнь свою.
Радуешься средне
В плохоньком раю.
Вроде сводишь как-то
с «крЕтином» «дебил»…
Разве в горе правда?
Разве же ты жил?
Радостью правдивой
мало кто живет:
смертью-болью лживой
душу тот не рвет,
кто владеет миром,
а не счетом…
Счет
Дням, деньгам, квартирам
смерть-то и ведет.
2018
Вспышки на солнце —
Сжалась душа.
Левую руку
Теряет левша.
Осиротела,
Оставлена вмиг —
Хочется плакать,
Огонь мой поник.
То, что ты любишь —
Это в тебе.
Солнышко в сердце —
Нет места судьбе.
Есть только творчества
Солнечный лик.
Вспышки на солнце —
В душе моей крик.
Кто же поможет
Солнцу сейчас?
Мрак одиночества —
Вырванный глас.
И спазматичность
Пунктиром в висках…
Личность — не личность,
А самости крик.
К солнцу незримо
Руки тяну,
А не завою, как зверь,
На луну.
Лик мой небесный,
Ты только держись.
Там где расту —
Там растут во мне жизнь.
Это Земля.
Что люблю —
Не во зле.
Солнцу опора
Душа на земле.
Солнце не плач:
Что люблю — то со мной.
Солнечный атом
В клетке земной.
2017
Любовь безусловная тихая
Бродит в лесах оленихою.
Большеглазая, смотрит кротко.
И чтут ее белые волки —
Матушкой величают.
А она как девчонка, не чает
Души в бескорыстном подвиге
Миру являть доподлинный
Свет удивительной нежности,
Зов абсолютной безгрешности,
Который звучит бесстрашно,
беззвучно и бесшабашно
Просто в наставшем времени,
Клубящимся духом из темени.
Никто его не закроет.
А те же, кто яму роет —
Роют старым законам
Сей котлован похоронный.
2017
Ссыхается вкус любви на губах,
И сразу наваливается страх —
От чуждого хлеба и от вранья,
Какими утешусь в беспамятстве я.
Гнев и болтливость стирает смысл.
Уже не вкушаешь с любовью жизнь:
Обыденность, пошлость врываются в день,
В унылости даже двигаться лень.
Мыслишь неясно. Беспомощен. Скуп.
Любовь пересохла — вот зЕро из губ.
Прогоркла в наигранности доброты.
Не улыбаешься — лыбишься ты.
Вянет любовь в опаданьи лица.
От колкости взгляд норовит порицать.
Просоленным пеплом отравишь мечту,
Просроченным смехом накличешь беду.
Ломаешь ноги, падаешь рвешь —
Тело первым идет под нож,
Сразу же реагирует на
Ссыханье источника РА.
2017
Страница 1 из 4