Не задумывался ли ты, дружок, что хранят старинные часы? Какая тайна спрятана в них? Как чинно и неторопливо они идут, с каким редким достоинством отбивают положенный час и как призывно порой звонят напоминая хозяевам, — дескать, вслушайтесь, всмотритесь, может, мы показываем то нужное время счастья, без которого ни один человек не мыслит себя на земле? Вглядитесь же в наши стрелки — не указывают ли они именно сейчас то нужное направление к радости, к новой жизни, которая, может статься, совсем рядом, совсем близко… Ди-и-нь – до-о-н – ди-ни-и…
У маленькой Лизоньки, про которую пойдет наш рассказ, нет родителей — она сирота. Она даже не помнит ни дня своего рождения, ни сколько ей лет. У нее веселые бойкие глазки, их еще называют «анютиными» — так они напоминают бархатные сердечки этих весенних, чудных цветов. Головка у Лизоньки вся покрыта золотыми кудельками, а худые ручки и ножки ни на секунду не остаются в покое: всё что-то вытанцовывают, мастерят, ладят. Лизонька у нас танцовщица, сама выучилась перед огромным бабушкиным зеркалом, закованным в тяжелую резную оправу. А еще Лиза по сиротству своему взята жить к дальней родственнице — бабушкиной племяннице (тетке), которая из жалости пустила девочку к себе в дом: ночевать в передней, рукодельничать да исправно заводить старые часы…
Когда девочка впервые увидела их, то вскрикнула от удивления. Часы были похожи не то на старинный комод, не то на замысловатый камин. Днем торчащие цифры из циферблата этого огромного и странного сооружения издали напоминали впопыхах забытые кем-то кусочки платков, шарфов и перчаток, торчащие из не задвинутых ящиков комода. А по вечерам, когда в доме зажигали свечи, отблески от них играли в бронзовой лепке, украшающей фасад часов. А под стеклом циферблата зажигались фосфорные стрелки, и от этого загадочного сияния казалось, что перед вами уже не комод, а камин с жарким пламенем пляшущих цифр…
В Лизину обязанность входило не только заводить часы, протирать бархоткой их толстое английское стекло, но и подводить по теткиному указанию запоздавшие или наоборот убежавшие вперед стрелки…Девочке всегда было стыдно и как-то неудобно исправлять ход часов, ведь она относилась к ним как к живым — они же шли, пели, шептали и часто убаюкивали бедную сироту своим ласковым мерным стуком, когда девочка, уставшая после дня работы, ложилась возле них на бабушкин сундук и засыпала… Но ничего не поделаешь, по указанию тети Лиза громоздилась на высокий табурет, приставленный в часам, открывала стекло циферблата, словно окно в другой, более счастливый и таинственный мир, нежно гладила натруженные тяжелые стрелки часов, словно прося у них прощение, и с силою передвигала их на нужную отметку. Часы в это время будто всхлипывали… Ведь если тебя на полном ходу кто-то дернет с силой назад или швырнет вперед — это всегда неприятно, согласитесь, и даже, как выяснилось позже, небезопасно…
Как-то Лиза в очередной раз влезла на табурет, прильнула к окошку циферблата, завидев там что-то интересное и застыв в немом восторге, но нетерпеливый окрик тетки испугал ее. Девочка торопливо взялась двумя руками за минутную стрелку часов и надавила книзу… И тут, видимо, старая стрелка, не выдержав, обломилась, и Лизонька, не выпуская ее отломанного конца упала с табурета, больно ушиблась и… потеряла сознание…
Лизонька очнулась, лежа на бабушкином сундуке. Перебинтованные плечо и нога горели от боли. Девочка не могла пошевелиться в своем загипсованном коконе. Но — о радость! — она могла теперь целыми днями глядеть на свои любимые часы. Но что же с ними случилось? Они больше не шли… Они впервые сломались за столько лет. А бабушка утверждала, что им было триста лет, и они никогда прежде не останавливались.
Девочка была удручена, по ночам долго не могла заснуть, ведь теперь некому было ей петь колыбельную: «Динь-дон-ди-ни…» Некому было тикать в такт ее танцам, некому шептать сказки…
И однажды ночью, когда Лиза не могла уснуть и сокрушалась о поломанных часах, сжимая в руке обломок минутной стрелки (она еще ласково называла ее «минуткой»), девочка вдруг почувствовала, словно невидимые ласковые крылья коснулись ее воспаленных век. Это два маленьких ангела весело кружились над головой девочки… Кто вы? — удивилась Лиза.
— Мы ангелы времени: я — ангел утра, — ответил мальчик с яблоком в руке…
— А я — ангел вечера, — засмеялся другой, рассыпая по Лизиному ложу спелые ягоды винограда.
Лиза узнала, что ангелочки времени живут в старинных часах, охраняя бег времени от крыс, которые грызут и портят всё на свете, и изгрызли бы даже, если бы могли, минутки и секунды, застрявшие в створках старого циферблата…Но крылатые вестники-ангелы порханием крылышек и весельем прогоняют этих серых, жирных, непрошеных гостей разрушения…
А когда сломался тикающий комод-камин, ангелочки не покинули его только потому, что обломанный кончик стрелки крепко зажала в руке больная Лиза и не выпускала, тем самым не давая умереть своим любимцам часам.
Девочка выздоравливала долго. Ангелочки ухаживали за ней, угощали своими сладкими и сочными фруктами. А девочка продолжала крепко сжимать в ладошке пульсирующий обломок «минутки»-стрелы, тем самым продлевая жизнь старинных волшебных часов ее счастья, ее радости, ее веры в добро…
Но вот наступил яркий, бушующий майским цветом и солнцем день. Лиза почувствовала, что уже выздоровела и может выйти из своего кокона. Но первое, что она увидела, проснувшись в этот, может быть, самый главный день ее жизни, было то, что исчезли из передней, ее любимой передней, где она провела столько лет и так любила танцевать, петь и работать, исчезли ее дорогие и верные часы. Пропал и обломок стрелки, что лежал в ладошке ее забинтованной руки…
Девушка (да-да, Лиза превратилась в прекрасную, умную и добрую девушку) выбежала из передней на улицу. Дом был украшен гирляндами из цветов и зажженных фонариков. Он так изменился — был свежевыкрашен и обнесен новой витой оградой. Лиза в недоумении вернулась в дом и решилась пройти в гостиную, туда, куда раньше ее не пускала тетка, и откуда любили ее дразнить хозяйские дети, высовываясь из-за дверей и показывая языки. Но никого не было в этом обновленном, светлом и изменившемся доме ее бабушки. Кругом стояла легкая, волнующая тишина — та тишина, которая всегда предвещает что-то очень хорошее… И вдруг эту легкую тишину нарушило чье-то маленькое и радостное тиканье. Лиза пошла на этот звук и очутилась в передней у своего любимого бабушкиного сундука, на котором она проспала столько лет. Радостное тиканье раздавалось именно оттуда. Лиза дрожащей, еще неокрепшей после болезни рукой открыла сундук и взяла в руки миниатюрную и — о боже! — сделанную кем-то точную копию ее любимых часов. Только теперь их сверху украшали мраморные фигурки двух маленьких ангелов: ангела утра и ангела вечера.
И как только Лиза прижала к груди в знак благодарности эти новенькие часики, в доме раздалась музыка. Появились празднично одетые гости. Они подходили к девушке, кланялись и дарили подарки и цветы. Лиза не понимала, в чем дело, но чувствовала, что эти люди ее друзья, что теперь у нее есть свой дом и что она не одинока. Но самое главное — Лиза узнала, что именно сегодняшний день и был днем ее рождения. А этот скромный и добрый юноша, который подарил девушке самую трепетную и нежную розу, оказался никем иным, как ее женихом…
И тут начался такой веселый и щедрый пир, который давно не случался в этом городе и на этой земле, ведь невидимые крылья ангелов времени охраняли от всех бед и несчастий и этот дом, и этот мир, и это счастье, в котором, быть может, и ты живешь, мой дружок. Ди-и-нь – до-о-н – ди-ни-и…