В странном поезде жизни,
где все куда-нибудь едут,
но как-то явно, всё больше
на месте, а то и по кругу,
есть два прицепа для хлама
(точнее — вагон и тележка),
но они почему-то пустые,
ведь мы не хотим расставаться
с нашими убежденьями,
хотя, если честно, то им
самое место на свалке.
Так вот, в странном поезде жизни
я одна еду классом «для хлама»:
первый прицеп — для меня
не думающей, не хотящей,
а только сбежавшей от лжи
тех, кто считает, что движется,
тех, у кого есть билеты
и даже в элитных вагонах.
Второй же прицеп — для моих
собственных лжи и иллюзий.
Туда я пока не ходила.
Представляю, какая там темень!
Как душно! Какая вонища!
И от страхов не протолкнуться,
и не́ продохнуть от привычек…
Так вот, почему-то ко мне
в прицеп пустой, без сидений,
переходят люди с вагонов
и хотят здесь со мною остаться.
Я их искренне заверяю,
что тут неуютно и дико,
и пусто, и сесть даже негде.
Ведь это обычный мусорник,
не жилое и низкое место.
А если получше вглядеться —
у него две стены всего лишь
и даже почти нету крыши
(одна стена, чтобы биться,
о да, головою об стенку;
другая — чтоб было куда
лезть — люди ж лезут на стенки!).
Приходящие чуть постоят,
постоят в пустоте запоздалой.
Так опаздывают на поезд…
Но для мусора нет опозданий!
Постоят, все мои постояльцы,
и уходят, разо́чаровавшись…
Так друзья становятся бывшими,
жены-мужья — разведенными,
отцы и дети — чужими,
служащие — уволенными…
Я только чуть-чуть удивляюсь:
на что же они рассчитывали
в этом жалком, бездельном прицепе,
который в любую секунду
может быть просто отцеплен
от странного поезда жизни,
хоть поезд считается всеми
нормальным и даже успешным?
У меня пока нет своих рельсов,
а только вагон и тележка —
пустырь с берегами из хлама,
с рекой обмелевшей, вдоль горла.
Зато я умею ценить
внезапные виды природы —
в клочках пригоревшей травы,
с разводами жижи на камне
и в стоптанных рытвинах тропок.
Я давно уже всё выбрасываю,
кроме линялых футболок
(они просто ближе к телу!)
и ношеных джинсов и туфель.
Я давно уже не покупаю
новых вещей и книг тоже.
Я давно не ем в ресторанах
(сказать к смеху, и не начинала!),
а для кого-то — не ем вообще.
Не сижу по столовкам, киношкам.
Я плохой собеседник, соратник,
позорная дочь и супруга
(но это меня не печалит),
я даже не мать и не бабка,
хоть по возрасту ими могу быть.
Я никто и никем не являюсь.
Если я вдруг явлюсь к вам во сне —
то внимания не обращайте,
я вас только введу в заблужденье.
Я от веры навеки отстала,
для науки глупа безвозвратно…
Я забыла слова, их значенье,
я давно не пишу, не пытаюсь.
Я на свалке и я убираю —
Мою, чищу, гребусь и мету.
По-хорошему, я не живу,
Ведь не жду ничего, а случаюсь…
Но я знаю, что что-то да есть,
И умею одною улыбкой
Отключить всё безумие мира,
что за глотку себя же хватает,
и протечь без течений сквозь призму
расступившихся граней веселья!

Киев, 19.04.2015 г.