Первое острое чувство, возникшее по прочтении «Чухломской элегии» северодвинской поэтессы Людмилы Жуковой, — это страсть как хочется в Чухлому! С «прорвой грибов и земляники», где «пока не жарко» (нет войны?), в ту благословенную сторону «непаханых полей», «пропахших соленым потом изб», «со столбом дорожным, диковатым, плетущимся наугад»…
Не является ли этот мистический дорожный столб, плетущийся по колеям эпох, заветным столпом русского духа? Вслед за пушкинскими верстами полосатыми (то смута, то просветление!) по разбитым дорогам-судьбам России, вдаль, вдаль — аж до цивилизованного академически урбанистического и утонченно-возвышенного Александрийского Столпа Северной Пальмиры.… Иногда дорожный столб становился виселицей, потом словно отмоленным дорожным крестом с лампадкой, что теплила потухшие глаза забитого горем народа, а то подавала искры благодати каторжанам и святым странникам…
Людмила Жукова решительными (без пафоса), точными до граненой резкости по камню мазками и сразу (с места в карьер!) в глубину очень естественно и не суетливо очерчивает нашу с вами действительность, желая того или не осознанно противопоставляя два противоборствующих полюса: Европа — Азия, «пахнувшие известью аорты столичных улиц» и — «молочное мычание коровы»… Полюсы в своей градации снижаются (а может, и восходят) до не изувеченной «намордниками газонов для цветов» глубинке, даже внутри Чухломы — «русалка у пруда» и — «лишь за озерной синей пеленой оживший монастырь стоит стеной»…
Это извечное противопоставление искателей правды, доходящее до богоборчества, острое желание правды жизни, а не ее игры; именно жить — честно, порывисто, искренне, а не проигрывать (с кучей вариантов) и довольно безущербно (ведь это только игра!) свое существование и дрожать за него всей изолгавшейся совестью и самообманом добропорядочности. Посмотрим, во что играют на многочисленных каналах телевидения, в творческих сейшенах арт-клубов, в больших стирках огромной урбанистической помойной ямы. Зачем играют? Чтобы и «без перлов жить не плохо»…
Да, Людмила Жукова положила на лопатки, просто и безапелляционно (так как не требуется доказательств) подведя черту под нашим неумением «играть в кубики», в отличие от шведов-европейцев. Да мы, русские, вообще играть не умеем и не умели никогда. Там где немцы или французы какие довели питие вина до искусства, до утонченной игры ароматных рубиновых бликов и янтаря за стеклом, мы же спиваемся, пьем до смерти. Изящный эрос греков мы превратили в необузданный разврат по баням. А наше разухабистое веселье да удаль обязательно должны закончиться мордобитием. Помните картину русского кулачного боя, стенка на стенку, ярко реставрированную Никитой Михалковым в «Сибирском цирюльнике»… Кто-то возразит, что это звериные страсти в провинциях глухих, а вот в столицах всё более интеллигентно и со смыслом. Но опять же хочется повторить вслед за острым и талантливым восклицанием Людмилы Жуковой:
Что нам искать, восторженным и диким,
в питомнике декоративных чувств?
Игра в холодных декоративных столицах в большинстве своем сводится к бесплодному перебрасыванию мяча амбиций и интеллектуального извращения. Ну не умеем мы играть! Надо признаться. Однако умеем радоваться простоте, «крапиве и лебеде», «высокому небу с колодезной водой, что плескается в немыслимых глубинах», да новой звезде, что «сияет младенческой чистотой над черноземной нашей темнотой»… Не это ли богатство нам надо развивать в себе, не та ли эта невспаханная нива миропознания, какую и дано нам возделывать, поскольку «центр тяжести давно уже эпоха сместила в сторону непаханых полей, морозит зад в снегах Гипербореи, высиживая что-то…» Ни в эти ли темные бездны мы призваны светить и отыскивать свет, как, по пророческому наитию Людмилы, «посланцы вечевые к пределам темным», и вовлекать в это светоискание разбухший флюс «архитектуры вавилонской», отощавших братьев наших старших — интеллектуалов, дав им хлебнуть «дыма в тяжелом очаге прабабкиной печи». И, наконец, всем вместе «земли кровавый полог приподнять». Не хватит ли нам, «как прокаженным», ждать чуда, «бороды задравши», а лепить самим чудо не разделения на враждующие лагеря, а всеохватности, беря самое лучшее с разных сторон баррикад. От этого разделения, тянущегося веками в нашей словесности, некий тупик и отчаянное бессилие.
А впрочем о материях таких
не размышляют чухломские бабы,
поджавшие обветренные губы.
Они, как нельзя тесно приближенные к этой «черной пене земной», исконной правдой всей своей нехитрой жизни как раз и возделывают на своем месте эту ниву: румяными калачами, здоровыми детьми, «праздником в доме, коли муж не пьян»; и, сами того не подозревая, оплодотворяют эту «черноземную волну» в перегное, в которой и рождаются такие перлы-перья, как перо Людмилы Жуковой — блестяще образное, высоко-духовное, шахматно-победное с выверенными ходами, но в то же время с легкостью озарений. Спасибо автору за глубокое и необходимое, чтобы до конца нам не заиграться, бередение ран, за разломы и оси духовных поисков, за бьющую наповал метафоричность. И все же в оправданно жестких сравнениях поэтессы пробивается большая нежность по невыносимой тяжести бытия. Поди не легко в такой разделенности атлантовой «погубленных под небом вороным», держать и то, и это, противопоставляя, ища виновных и не находя…Оттого, наверное, и горек сладкий дым любого рая, коим и закончила свою потрясающую «Элегию» Людмила Жукова. Ведь дым этот заморский ну никак у нас не приживается и не выдерживает никакого сравнения с уже канонизированным «дымом Отечества»…