Была река
Огромной рыбой
В заросших вязью берегах
И в жирных каменных боках —
Колючей глыбой.

Висел над чешуей прохладной
Бамбука брошенный мосток.
В осоках, лотосах — так жадно
Горел Восток.

Стрелой любви
У изголовья
Вставал изнеженный тростник.
Садилась дева на плавник,
И запах моря

Погнал вперед
Тугие волны.
В том ритме закачался мост,
И пену взбил могучий хвост,
И было больно

Смотреть
На солнечный пожар,
На холод затонувшей сини…
И дева рыбку выносила,
В руке зажав.

Брызги фиолета, серебра,
По краям обсыпанного шелка…
Вышиваю чуткою иголкой
Ночи Рождества.

Больше снега, блеска и свечей…
На груди — распахнутой звездою
Сердце… Оплетаю бахромою
Изморозь ночей.

Перламутра — радостных измен —
Атлас зарумянится нарядный…
И встает сиреневой отрадой
Долгожданный день!

Угол кресла, стола, шифоньера,
Угол дома, в котором живу.
В тесноте, как в безудержной вере,
Я плыву.

Зерна хлеба, прожилки капусты,
Капли ягоды на языке.
Мне с надеждой ни горько, ни пусто
Плыть в реке.

В теплых муках, от крови рождая
Бесконечную славу веков,
Я, любя, так светло ожидаю
Берегов…

Учусь на флейте
Немногому —
Чистому звуку…
Всем человеческим
Пейте
Звонкую муку,

Горлом, губами
Черный свой крик
Зажав,
Слушайте же —
Над нами
Хрустали
Лежат

И хрупкие
Ждут от нашего
Неустроенного нутра
Простую
И величайшую
Музыку
Добра.

Не удивляемся десяткам —
Уж сотни пестует война.
Быть может на бинты, на тряпки
Растащат наши имена.

Погибнем или убоимся…
Стонога грязная за нами
Ползет — кровавая мокрица —
Вперед ногами…

Даже мысли ушли —
Нечем жить,
Нечем пользовать…
Восхищенья ушиб!
Не ходила, а ползала.

Темнота, нищета…
Звуки, запахи о́стрились,
Разрывались цвета
На молекулы пестрые.

Еще долго потом
В этой черной агонии
Я хлебала нутром
Кровь и воду гармонии.

Что-нибудь напялить
И бежать на воздух
Собирать каштаны
Всё что мне осталось

Кланяясь дивиться
Дворничихе милой
Что метлой гоняет
Осень на асфальте

Солнечные пятна
Свежие ложатся
И каштаны скачут
Розовым исподним
Сердце раскрывая
Надвое разбившись

Золотое слово
О блестящих судьбах
Матовых шершавых
Искренне и больно
У меня в ладони

Мне бы духа концертного!
Просто входнобилетного,
Как студента одетого,
На колонны воздетого…

Я бы тоже подставила
Руки, плечи и талию,
Чтобы музыка правила!
И кружила, и плавила!

Подхватив в ноты ловко
Крик с галёрки…

Грусть заметает пути…
Медленно, тихо идти
В маске из гипса,
В оцепененьи боков,
А из пустых рукавов —
Ветки ириса.

Может пойти позвонить,
Может хоть хлеба купить?
Жить-то ведь надо…
Но продавщицы испуг —
Синих, оторванных рук
Моих водопады,
Нервных бровей полукруг.

Прям и черен
Волос по Неве.
Бледный лик отчаян,
Но опять внове.

Жестк и строен
Во хребте Тучков.
В желчи неспокоя
Фонари очков.

Пятачки — на пятках,
Площади — прыжком!
Брошусь без оглядки
В проходной ползком…

Остр и нежен,
И изящно рад —
На пуантах режет
Петербурга взгляд.